— Возможно, — согласился я. — Но каковы могли быть мотивы первого убийства?
— Флоренс была невоздержанной и легкомысленной, — сказал он грустно. — Невоздержанная, трудная девушка. Она была экстравагантна и расточительна, находила себе все время новых, весьма сомнительных друзей, говорила слишком много и слишком громко, а поступала по большей части глупо. Такая жена могла быть весьма опасной для Элберта Элмора. Но я не думаю, что это могло быть главной причиной, не правда ли, Летти?
Он посмотрел на жену, но она не ответила на его взгляд. Она тыкала крючком в клубок шерсти и молчала. Грейсон вздохнул и продолжал:
— У нас были основания предполагать, что Элмор находился в интимной связи со своей медсестрой, и что Флоренс угрожала ему публичным скандалом. А этим он не мог рисковать, не так ли? Потому что один скандал, неважно какой, быстро приводит к другому.
— Как же он мог ее убить? — спросил я.
— Разумеется, с помощью морфия. Морфий у него всегда был и он широко им пользовался. В применении морфия он специалист. А когда она находилась в состоянии глубокого беспамятства, он перенес ее в гараж, положил под машину и запустил мотор. Никакого вскрытия не было, чтобы вы знали. Иначе сразу бы всплыло, что она в эту ночь получила инъекцию морфия.
Я кивнул. Мистер Грейсон удовлетворенно откинулся и погладил себя по голове. Как видно, у него все было давно и тщательно обдумано.
Я разглядывал их обоих. Престарелая семейная пара, с виду спокойно сидящая в своей старомодной квартире, на самом деле горела глубокой ненавистью спустя полтора года после происшедшего. Они были бы рады, если бы оказалось, что Лэвери застрелил Элмор. Они были бы счастливы. Это наполнило бы их иссохшие души глубокой радостью.
После паузы я сказал:
— Вы верите в это, потому что хотите, чтобы это было правдой. И все-таки вполне возможно, что она совершила самоубийство, а все ложные маневры были предприняты лишь для того, чтобы покрыть игорный клуб Конди и избежать официального вызова Элмора в суд.
— Абсурд, — резко сказал Грейсон. — Он ее безусловно убил. Она лежала в постели и спала.
— Вы не можете этого знать. Может быть, она сама приняла снотворное, но оно подействовало ненадолго. Она могла проснуться среди ночи, посмотреться в зеркало, а в таких случаях на нас из зеркала смотрит сам черт. Такие вещи случаются.
— Полагаю, мы уделили вам достаточно времени, — сказал Грейсон.
Я встал и поблагодарил их обоих. У двери я спросил:
— Вам не довелось ничего больше слышать после того как Талли был арестован?
— Довелось. Я говорил с районным прокурором, — ворчливо ответил Грейсон. — Без всякого результата. Он не видел никаких оснований для возобновления следствия. Наркотики его не интересовали. Но игорный дом Конди был через месяц закрыт. Возможно, это явилось результатом моего обращения к нему.
— Ну, скорей всего это сделала полиция Бэй-Сити, чтобы продемонстрировать видимость деятельности, которая на самом деле никому не могла повредить. Уверен, что игорный дом Конди тотчас же открылся в другом месте. В том же оформлении.
Я снова повернулся к двери, на этот раз Грейсон поднялся с кресла и последовал за мной. Его желтое лицо немного покраснело.
— Я не хотел быть невежливым, — сказал он. — Конечно, это нехорошо, что Летти и я постоянно продолжаем об этом думать, и с такой горечью.
— Вы проявили по отношению ко мне много терпения, — сказал я. — Был в этом деле замешан еще кто-нибудь, чье имя не было нами произнесено?
Он отрицательно покачал головой и посмотрел на жену. Ее руки неподвижно держали очередной носок, надетый на деревянный грибок, голова была слегка наклонена. Казалось, она к чему-то прислушивается, но не к нашему разговору.
— Насколько я понял, в ту ночь медсестра доктора Элмора уложила вашу дочь в постель. Это была та же женщина, с которой у него была связь?
Миссис Грейсон резко сказала:
— Постойте. Мы сами никогда не видели ее. У нее было какое-то красивое имя. Подождите минутку… я сейчас вспомню.
Мы ждали.
— Милдред, а фамилию забыла, — сказала она, поджав губы.
Я глубоко вздохнул.
— Может быть, Милдред Хэвиленд, миссис Грейсон?
Она облегченно улыбнулась и кивнула:
— Конечно. Милдред Хэвиленд. Ты помнишь, Эустас?
Он не помнил. У него было выражение лица, как у лошади, которая попала в чужое стойло. Он открыл мне дверь.
— А какое это имеет отношение к делу?