Можно было бы проглотить пузырек но-шпы, но этот способ ненадежный. Могут откачать. Перерезать вены? Нет, она не сумеет. Смелости не хватит. От одной мысли о боли и рассеченной плоти, откуда вылезают пузырьки жира, протестует желудок.
Инга без сил опустилась на дно ванны, под струи горячей воды. Там она и заснула с полной уверенностью, что для нее все кончено.
– Дин, дай что-нибудь набросить! Где мой халат?
За кулисами сквозило, и Инга почувствовала, что ее, потную, одетую только в черные стринги и туфли, прохватывает ледяным ветром.
Дина появилась откуда-то сбоку, с сигаретой в руке. На площадке начался другой номер.
– Твой халат Ира взяла, – сообщила Дина.
Инга выругалась.
– Дай закурить.
Товарка вытащила пачку и зажигалку. Поглядела на торчащие из трусиков Инги купюры.
– Простыну и двину ласты…
– Мне столько не дают, ублюдки гнойные, – сказала Дина глухим голосом. Под глазами у нее были синяки, лицо бледное. Инга подумала о синих венах на ее чересчур худых ногах. О прыщах, которые она расчесывает. Девка подсела на какую-то дрянь. И колет, наверное, под язык, чтобы Боров не заметил ничего. Но он скоро заметит. Дину выгонят на улицу. Будучи наркоманкой, она покатится по наклонной плоскости.
Инга ненавидела ее.
– Двигай жопой, – сказала она Дине и отошла в сторону. Сегодня танцевать было особенно тяжело. К ногам словно гири привязали. Дважды она едва не выпустила шест из руки – ладони оказались слишком потные, будто маслом их кто-то намазал.
Инга вспомнила, как подползала к краю площадки, к трясущим купюрами рукам мужиков. «Что за жизнь блядская!» Она вышла на свет, поглядела на колено. Ссадина. На самом видном месте.
Чурбан, охранник, нарисовался из бокового прохода. Инга выпрямилась, дымя сигаретой.
– Как дела?
Он остановился, рассматривая ее голую грудь.
– Баба тройню родила. Отвали! И перестань пялиться, не то в глаз получишь.
Чурбан заулыбался и привалился спиной к стенке, давая Инге пройти. Как всегда вонял чесноком. И где он его только берет постоянно? Инге не хотелось спрашивать, а только врезать ему в челюсть.
– Только одно слово, только одно слово – и мы будем жить долго и счастливо.
– Облезешь. – Инга прошла мимо него, напитываясь злостью.
У самой гримерки, откуда доносились женские голоса, ее поймал Боров. Лоснящийся прилизанный пиджак с выступающим брюшком. От него всегда пахло терпкими духами.
– Умничка, умничка, умничка! – пролепетал Боров. Наклонившись, он поцеловал Ингу в щеку и стал выдергивать купюры у нее из трусиков. – Ты просто кладезь!
– Да? И что с этого имею? – спросила Инга.
– Только без шантажа. Зарплату увеличим с нового года, – сказал Боров, пересчитывая купюры.
– Иди ты.
Инга вошла в гримерку, где толклось еще пять девчонок. Под потолком в свете ламп вились тучи сигаретного дыма. Все гудели о чем-то своем. Кто-то готовился к номеру, кто-то ждал своей очереди. Инга, не раздумывая, пошла в атаку.
– Ира, ты долго будешь мои вещи хватать? Сколько можно уже? Ты достала! – крикнула она крашенной девице, стоявшей справа.
Та повернулась, держа в руке плоскую бутылку с коньяком.
– Ты чего, когда я брала?
– А это что? – Инга схватилась за полу собственного халата, висящего на Ирининой фигуре.
– Грабли убери! – заверещала та.
– Еще раз возьмешь!.. Снимай!
Инга швырнула сигарету не глядя.
– Смотри, куда бросаешь! – донеслось сзади. Инга уже не слышала этого. Она вцепилась в Ирину и стала отвешивать ей удары, один за другим. Та завизжала. Попробовала схватить противницу за волосы. Бутылка с коньяком вылетела и шмякнулась на пол, непонятно как оставшись целой.
Инга выплеснула на товарку всю свою злость. Девушки бросились разнимать их, мешая друг другу в узком пространстве. Все орали, кто что. Наконец кому-то удалось отцепить пальцы Инги от волос жертвы. Инга плюнула в нее, попав на грудь. Ее оттащили в угол комнатушки, словно зарвавшегося боксера на ринге.
Поток ругани и визга не прекращался долго. Ирина угрожала ей и рвалась отомстить. Обеих удавалось удерживать едва-едва.
В комнату сунул голову Боров.
– Вы что, с ума посходили? Лена, тебе сейчас выходить! Приводи себя в порядок! Всем тихо сидеть!
Девушка с черными волосами принялась собираться, обернулась к зеркалу, чтобы проверить макияж, раскрыла помаду.
Как только Боров исчез, выяснение отношений продолжилось. Самая старшая, Оля, взялась восстановить тишину, и ей это удалось. Она протянула халат Инге.
– И не истери… Подумаешь, тряпка!
– Да не в халате дело…
– Ирка никогда у тебя ничего не брала… – сказала другая девушка. – Да у нас тут вообще все общее… Какая муха тебя укусила?
– Да правда что… С цепи сорвалась!
Ирина ревела в объятиях другой девушки. Та что-то шептала ей на ухо.
Инга уселась на край гримерного стола, закурила и почувствовала, что сама готова разрыдаться. Это уже совсем никуда не годиться, так нельзя. Ее стали засыпать вопросами, упрекали, доискивались до правды, но Инга не могла ничего рассказать. Как бы она не подходила к своей проблеме, вариантов ее решения было мало и все они казались отвратными. Арифметика выхода простейшая. К ее двум с половиной тысячам долларов надо прибавить двенадцать с половиной тысяч – и тогда соберется нужная сумма.
Девчонки правы. Вещи, которыми они пользовались, согласно неписанному правилу, принадлежали всем. Инга сама брала не свои халаты, блузки, чужие костюмы, обувь, косметику. Никто не видел в этом ничего криминального. Теперь она не могла вспомнить, что именно стало последней каплей – сальный взгляд Чурбана или пальцы Борова, считающие заработанные ею деньги.
Инга взяла со стола бутылку минеральной воды, сделала несколько глотков. Ее трясло. Она и не подумала одеться.
Ида, девушка с торчащими дыбом волосами, голова которой походила на цветок, села рядом на стул.
– Набрось что-нибудь. – Ида протянула ей майку. Инга надела ее и ничего не сказала. Отвращение к себе и к тому, что она сделала, было сильнее всего.
– В чем дело? – спросила Ида. – Ты на себя не похожа.
– Устала я.
– Это понятно.
Инга подумала, что так ничего и не решила. Никакого плана действий у нее не было. Чем дальше, чем сильнее разум поддавался гипнотическому оцепенению. Словно кто-то со стороны воздействовал на способность Инги принимать решения.
– Устала, – повторила она.
– Я тебя знаю, – ответила Ида. – Проблемы? Проблемы у тебя?
– Нет…
– Да, именно проблемы.
Подошла Оля.
– Успокоилась?
Инга кивнула. Руки дрожали. Оля, самая высокая из девушек, смотрела на нее сверху вниз.
– Паршивое дело, – заметила Ида, – девка совсем раскуксилась. Надо что-то делать.
– Что? – спросила Оля.
– Без понятия…
Инга поглядела на обеих.
– Ну что вы лезете под кожу?
– Мы тебе не кто-нибудь, не тети с улицы, – сказала Оля. – Что случилось?
– Вот не надо только такого участия… Вам же все равно на самом деле! – прошипела Инга.
Оля пожала плечами.
– Как знаешь.
Инга отвернулась, не зная, куда спрятаться в этом пространстве, пронизанном светом ламп. Слезы потекли сами собой. Она вытирала их предплечьем. Макияж окончательно размазался. Нос забили сопли.
Ида наблюдала за каждым ее движением. В гримерке все вернулось к прежнему виду – беспрестанным перемещениям, разговорам, смеху. Постоянно открывалась и закрывалась дверь. Из коридора, утихая и возрастая, долетала музыка.
– Пойдем – после смены напьемся, – предложила Ида.
Инга поглядела на нее и улыбнулась.
– Напьемся?
– Ну, типа того. Вина возьмем, нарежемся. У меня хата свободная.
Инга высморкалась в салфетку. Мысль хорошая, но она думала о другом. Рассказать Идке или нет? Вряд ли у нее есть взаймы двенадцать с половиной тысяч баксов, но вдруг она что посоветует?