Жанис, смеясь, поднимает его с колен. Потом пытается поздороваться с Федором за руку, но крестьянин, оторопев, пятится назад.
— В великой Российской Социалистической Республике не будет ни господ, ни слуг, никаких благородий и целования рук. С этим покончено.
Жанис берет Валду за руку, вместе они бегут к коптильне. Лошадь легкими медленными шагами следует за ними.
— Кто-то должен быть свидетелем, — говорит он, — это история.
Но Валда видит только рану на его щеке, грязный мундир и голую грудь под белой шерстяной тканью.
— Это ничего, моя дорогая. Я жив, в отличие от многих других. А сейчас, может быть, и царь уже мертв.
Он подзывает Федора.
— Давай свою одежду, рубаху и штаны.
Федор пятится еще дальше.
Жанис бросает молниеносный взгляд через плечо, потом снова обращается к Федору.
— Да, да, да, так надо. А ты можешь взять вот это, бери.
Жанис сует в руку Федору свои золотые часы.
Федор смотрит на него во все глаза, потом медленно принимается стягивать рубаху.
— Туда, за печь! — приказывает Жанис.
Расстегивает подседельную сумку, откладывает в сторону черный револьвер и достает пачку документов.
— Я хочу, чтобы ты это запомнила, — обращается он к Валде.
Он сжигает свое свидетельство о рождении, университетский диплом, офицерское удостоверение, благодарности за отличную службу, орденские ленты, медали, носовые платки с вышитыми монограммами, комплект щеток из слоновой кости.
Он уходит за перегородку, где стоит Федор в исподнем и прижимает к уху часы. Жанис натягивает грубые серые штаны, туго подпоясывается веревкой, натягивает на глаза кучерский картуз. Из своего белого мундира делает сверток, сует его в топку, захлопывает дверцу. Она плотно не закрывается, он еще раз хлопает ею, сильнее. Пытается натянуть сапоги Федора, но они ему малы, и он надевает свои.
— По крайней мере, обувь будет удобная, хоть что-то. Отличные сапоги, — теперь он совсем не похож на себя.
— Ты куда сейчас? Куда пойдешь?
— В леса. В прекрасные необъятные леса матушки России.
У Валды много вопросов к нему, но он спешит.
— Когда ты вернешься?
— О, моя дорогая, не знаю. Может быть, никогда.
Он заметил слезы на глазах у Валды, приподнял ее голову за подбородок, другой рукой вытер щеки.
— Я постараюсь вернуться, но им скажи, чтобы меня не ждали. Пусть спасаются сами, это сейчас самое главное.
— Жанис!
— Все будет хорошо. В лесах замечательно. Глушь, грибов и ягод сколько душе угодно, жить можно вечно, из лесу и выходить не надо.
— Ну, пожалуйста, скажи хотя бы папе! — просит она.
— Нет, время дорого, за мной гонятся.
Рука Жаниса автоматически тянется к кобуре. Неожиданно он коротко смеется.
— Ты думаешь, родные узнали бы меня?
Тут Валда громко заплакала.
— Ну, не плачь, — произносит он. — Я умирать не собираюсь. Приключения, любовь, красивые крестьянские девушки — все у меня будет. А у тебя в лесу появятся маленькие кузены и кузины. Не плачь.
Он целует Валду и вскакивает на коня. Валда смотрит ему вслед, пока он не скрывается в темном лесу за домом.
Я пытаюсь представить, что именно так мама потеряла любимую Россию, но полной ясности так никогда и не добьюсь. Я узнаю, что ее подружку Варвару арестуют, а потом расстреляют. После того, как семья Валды истратила все спрятанные в ее толстых косах золотые монеты, они собирали соль и меняли ее на еду. Пешком они прошли через всю Россию, постоянно опасаясь за свои жизни, и добрались до Латвии.
Отец умер в год их возвращения, и мама так никогда и не получила обещанного университетского образования. «Я позабочусь о том, чтобы ты получила такое же образование, как твои братья, я тебя люблю так же сильно, — всегда говорил ей отец. — Тем более что женщины тоже должны быть образованными, как мужчины».
Мама окончила только Учительский институт, потом работала учительницей в сельской школе. Она посылала деньги матери, которая пересылала их сыновьям, чтобы те смогли получить университетское образование. Она совершала нелегкие поездки в Ригу, откуда привозила баллоны с кислородом для младшей сестры Велты, которая умерла от туберкулеза в тот год, когда старший брат окончил теологический факультет. Дядю Жаниса она так больше никогда и не видела. А потом, в 1940 году, Латвию оккупировали русские, в 1941 году — немцы, в 1944 году — снова русские. Перечислять потери невыносимо, и я радуюсь, что она об этом не заговаривает.
Арбуз мы съели. Мама говорит:
— Я немного устала. Прилягу на полчаса, перед работой.