— Следы ног животных с узкими копытами; ими покрыта вся земля…
— Да, это просто следы, — иронически продолжал сэр Мориц. — Но сломанный ствол дерева, оборванная веревка и этот небольшой клок шерсти говорят, что к дереву был привязан буйвол.
— И что он оборвал свою веревку, — продолжал Рожер. — Но каким же образом он очутился здесь?
— Не хочешь ли, я восстановлю тебе всю эту историю? Знали, что в горах, за долиной, находится стадо буйволов; взяли самку и привязали ее здесь, в равнине, сообщающейся с горами только долиной, в которой мы расположились лагерем. Стадо непременно должно было добраться до самки вопреки всяческим препятствиям.
— К чему же все это было устроено?
— К чему была сожжена стоянка? К чему нам настойчиво советовали стать лагерем в долине, где мы неминуемо должны были быть задавленными?
— Подумайте, любезный дядюшка, ведь это было бы чересчур отвратительным.
— Любезный Рожер, мы идем, быть может, к центру огромной паутины, сотканной Компанией.
— В таком случае, сэр Эдвард?..
— Почем знать? Нужно верить всему или ничему.
— Если так, то я, если бы считал сэра Эдварда Броунли…
— Ты сделал бы какую-нибудь глупость и, вместо подозрений, наши враги имели бы в руках доказательства.
Молодой человек замолчал и задумчиво возвратился к разрушенному лагерю.
Во время их отсутствия слуги отправились на поиски за отпущенными накануне на свободу животными.
Им удалось найти почти всех. Скоро все было готово к дальнейшему путешествию.
V
ЕЩЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
— Я думал, — воскликнул сэр Эдвард, увидя возвращающихся сэра Морица и Роже, — что вы меня покинули, и не знал, куда вести весь этот караван!
— О, сэр Эдвард, вы не принадлежите к числу тех, которых покидают так, — отвечал Рожер. — Я уверен, что вы слишком привязаны к нам в силу тех причин, которые чуть не погубили нас этой ночью, чтобы решиться оставить нас.
— Это совершенно справедливо, — отвечал сэр Эдвард с полною любезности улыбкой.
Полчаса спустя все пустились уже в путь по направлению к Буддапи, где находились хлопчатобумажные плантации сэра Морица.
После длинного перехода Рожер увидел на известном расстоянии, посреди дороги, неподвижную массу, облеченную в самые яркие краски.
— Что там такое перед нами на дороге? — спросил он.
— Должно быть, какой-нибудь нищий факир, — отвечал сэр Эдвард.
Караван приближался, но масса не двигалась с места. То был, действительно, факир в экстазе.
Его могли раздавить, он и тогда не шевельнулся бы; но слуги остановились перед ним с религиозным уважением и Рожер мог свободно разглядеть эту священную особу.
Тщедушный, худой, медно-красного цвета — его можно было принять за мумию.
Его круглая голова с гладко обстриженными волосами имела чрезвычайно животное выражение.
Он лежал, вытянувшись во всю длину, с лицом, обращенным к небу и протянутыми вдоль тела руками.
Факир бормотал какие-то слова, которые не были слышны, слышались только ритмические повышения и понижения голоса.
— Счастлив тот, кому удастся поднять нравственный уровень подобных существ! — заметил Рожер.
— Эта задача соблазняет уже многих, господин Рожер. Все усилия Индийской Компании направлены в эту сторону; спросите сэра Эдварда!
— Конечно, — подтвердил англичанин, не заметив иронического тона сэра Морица.
И действительно, в то время Компания более заботилась об извлечении богатств из почвы Индии, чем об извлечении невежества и пороков из голов и сердец ее обитателей.
Рожер поочередно обратился к факиру на различных индийских наречиях, но тот не удостоил его ответом и даже не показал виду, что слышит его.
Сэр Мориц и его племянник положили около факира несколько денег и потом удалились, чтобы сесть в свои паланкины.
Сэр Эдвард также бросил ему несколько монет со словами:
— На, почтенный сын Ками, купи себе более приличный костюм!
Англичанин много смеялся над своей шуткой, как вдруг заметил, что нечаянно дал нищему золотую монету.
При имени Ками факир медленно поворотил свои глаза в сторону сэра Эдварда.
Протягивая руку к положенным деньгам, он быстро начертил на песке какой-то знак и из руки его выпал крошечный клочок бумаги.
Сэр Эдвард наклонился за своей золотой монетой и, странное дело, когда он приподнялся, знака уже не существовало на песке, исчезла также и бумажка.