И действительно, старший, красивый и тщеславный малый, взял себе кисейный тюрбан, говоря:
— С этим головным убором я непременно понравлюсь какой-нибудь принцессе и женюсь на ней. У меня будет дворец, придворные и солдаты. Я буду заводить интриги с дочерьми моих придворных. Принцесса приревнует меня и, чтобы вернуть мою любовь, отдаст в мое распоряжение и власть, и все свои богатства. Она будет горевать и плакать, но я презрительно оттолкну ее и, если она будет продолжать надоедать мне, я отколочу ее по щекам подошвой моего башмака, что имеет право сделать лишь принц, никому не отдающий отчета в своих действиях.
— Я беру кошелек, — сказал второй сын. — С этим неисчерпаемым сокровищем мне не нужно будет иметь принцессу и жениться на ней. Я куплю владения первого попавшегося раджи и заплачу за них столько, сколько захочу. Воссев на престол, я смогу удовлетворять моим четырем волям и тридцати тысячам желаниям и все-таки останусь богат.
Самый младший наследник Кшатрия схватил узловатую палку и воскликнул:
— Клянусь Гангом, милые братья, вы плохо сообразили дело, если оставили мне подобное наследство!
И с этими словами он поднял непобедимую палку и осыпал братьев таким множеством ударов, что последние были принуждены уступить ему и кошелек, и тюрбан.
— Эта история доказывает, — наставительно прибавил индус, — что красота приятна, что богатство полезно, но что сила предпочтительнее всего.
— Хорошо быть сильным, — заметил один индус, — но еще лучше быть ученым.
— Не всегда, — отвечал другой, — любопытство ученых становится иногда пагубным, доказательством чему может служить история ученого грамматика.
Тотчас же воцарилось глубокое молчание и индус начал свой рассказ.
Жил некогда в Кашмире человек, слывший за самого ученого грамматика.
Он знал все, что только было можно знать. Он знал четыре силы, четыре элемента и все семь принципов. Он умел читать по-арабски, по-персидски, по-тибетски, по-китайски, по-санскритски, по-малабарски и по-индусски. Он гордился своим знанием и жил совершенно счастливо.
Однако, однажды он почувствовал неполноту своего счастия и упросил Кришну даровать ему весьма редкий дар: знание языка животных.
Покровитель ученых и бог красноречия, Кришна выполнил просьбу ученого грамматика.
Тот тотчас отправился в сад и неслышно подкрался к группе животных, состоявшей из павлина, лошади, быка и осла, разговаривавших между собой.
Павлин говорил:
— Наш хозяин, знающий столько вещей, хоть раз погляделся бы в пруд, в котором совершает свои омовения. Он увидел бы, что он лыс и что на носу его весьма уродливая бородавка.
Лошадь продолжала:
— Наш ученый хозяин должен был бы следить за конюхом; он убедился бы тогда, как сильно тот обворовывает его.
Бык подхватил, смеясь:
— К тому же, наш ученый хозяин не знает, какие письма пишет его жена своему соседу.
В разговор вмешался и осел:
— Наш ученый хозяин не знает, что он носит в теле зародыш семи смертельных болезней. Он не знает, что по правую руку его пропасть, по левую — змея, а в лесу его стережет тигр.
Испуганный всем слышанным, ученый грамматик поспешил домой.
Там он убедился, что он стар и уродлив, что жена его обманывает, что слуги обкрадывают его и что жизни его угрожают тысячи опасностей, и он начал проливать горькие слезы.
Но Кришна сжалился над ним. Он отнял у него способность понимать язык животных и воспоминание обо всем слышанном.
Ученый грамматик снова принялся за свои книги, за чтение поэзии Вальмики, и снова сделался счастливым человеком.
За историей ученого грамматика последовало множество других. Заря застала рассказчиков все еще сидящими у догорающего костра.
Другой и следующий за ним день прошли без всяких приключений. Днем путешествовали, ночью отдыхали.
Наконец, путешественники достигли плантаций сэра Морица около реки Паннар.
Они получили возможность отдохнуть в обширном жилище, окруженном полями цветущего хлопчатника, походившего на ковер из серого мха.
Однажды утром сэр Мориц заявил сэру Эдварду, что они принуждены расстаться раньше, чем предполагали, так как неотложные дела требуют его и его компаньона на плантации индиго, находящиеся в Низаме, около Гайдерабада.
Сэр Эдвард привскочил.
— Плантации индиго, — вскричал он, — плантации индиго! Позвольте, сэр Мориц, но мне нужно признаться вам, что я никогда не видел их. Никогда! И я решаюсь ехать с вами.