Потом, достав из кармана флейту, он начал наигрывать печальный, тихий мотив, пристально глядя в открытый ящик.
Мало-помалу ящик начал трястись, но ничего еще не было видно.
Человек продолжал свою странную музыку. Наконец из ящика показалось нечто черное и длинное.
Шапуль едва удержался от крика изумления. То была змея.
Раздувшаяся шея змеи была толще ее треугольной головы.
Шапуль вспомнил, что видел подобную змею в зоологическом саду. Та была только поменьше и считалась одной из опаснейших змей Индии.
Покачавшись немного, кобра-капелла вытянулась и обвилась вокруг шеи и плеч человека, который все продолжал играть на своей флейте.
Зрелище это было способно внушить ужас.
— Это колдун! — сказал себе Шапуль.
И он сбежал вниз со страхом в душе.
Никогда не видев очарователей змей, он никак не мог объяснить себе все виденное.
Шапуль не заикнулся об этом ни госпоже Берлокен, ни даже Паради! На вопросы тетки он отвечал:
— Это, должно быть, драматические артисты. Они, вероятно, скоро будут дебютировать в каком-либо театре. Нечего и говорить — они очень порядочные люди.
А сам думал про себя:
«Толстый Бирруб чертовски силен. Другого слушается змея. Оба повинуются господину Дюрану. Вот так господин этот Дюран!»
IV
ДОМ ДОКТОРА САМА
В 1841 году Париж сохранял еще свой живописный вид.
В нем были кварталы, походившие на небольшие провинциальные городки. Жители их вели правильную, скромную жизнь. На улицах не раздавался шум экипажей, воздух не оглашался криками и бранью.
Эти тихие улицы находились по преимуществу около Люксембурга. Такова была улица Урсулинок — довольно широкая, хотя и похожая по своей величине скорее на переулок.
Она как будто составляла часть самого монастыря.
В промежутках между камнями мостовой росла трава, а по стенам домов лепился мох.
Почти на самой середине улицы находилась калитка зеленого цвета. Калитка эта вела в сад, а за садом находился небольшой дом.
Дом этот казался необитаемым. Ни шума, ни движения.
На улице также царствовала тишина. Прохожие в этой местности были очень редки.
Если позвонить в колокольчик калитки, то ее отворяла служанка — толстая, неопределенных лет женщина огромного роста и размеров.
Этой почтенной особе жилось не особенно весело. Госпожа Орели любила поговорить, а говорить было не с кем.
Дом этот часто посещался господином Дюраном, но последний никогда не говорил ни слова с экономкой. Бедная женщина ревностно посещала церковь и отводила душу редкими разговорами с факторами и поставщиками.
Чаще всего являлся мальчик из книжного магазина, приносивший книги и брошюры. Заинтересованный таинственностью дома, он часто пускался в беседы с экономкой.
Однажды, идя садом, он сказал Орели:
— А много читают ваши ученые.
— Ученые? Но, любезный, старший будет помоложе вас! У другого же и пушка на верхней губе нет.
— Смешной народ, значит.
— Не смешной, а странный.
— И долго они живут здесь, эти философы?
— Я не знаю, философы ли они, но приехали они издалека. Они купили этот дом полтора года тому назад. Они ни с кем не знаются и к ним ходит только немой старичок. Они ходят гулять иногда в Люксембургский сад. Старший, говорят, болен.
— Что же с ним такое?
— Не знаю. У него такой истощенный вид, что страшно даже смотреть. Вдобавок у него, кажется, немножко повреждена голова.
— А другой?
— Другой здоров. К тому же, он сам доктор.
— Как? Доктор и такой молодой?
— Да, милостивый государь. Все бывшие у нас доктора даже удивлялись этому. Он, а не кто другой, вылечит нашего больного!
— Вам, должно быть, живется здесь недурно!
— Благодарю! Целый день возня. Впрочем, я не могу пожаловаться на господ. Они очень кротки и платят хорошо. Я к ним уже привязалась.
— Я бы не мог ужиться с таким странными людьми!
Орели несколько обиделась.
— Чем же странные? И с какой стати вы позволяете себе говорить это о людях, которые делают у вас такие значительные закупки!
Наконец мальчик удалился.
Орели проводила его насмешливой улыбкой и побежала за тряпкой, чтобы подтереть следы, оставленные его ногами на паркете.
— Нагрязнил еще, негодяй! — бормотала она с негодованием.
Потом она отправилась во второй этаж с книгами под мышкой. Подойдя к двери одной комнаты, она постучала.