— Я согласен, — небрежно отвечал Рожер и, взяв кисть и краски, он принялся за дело. Сам продолжал чтение.
Рожер лихорадочно водил кистью по полотну. Через час работа была кончена.
Больной откинулся на спинку кресла и погрузился в тяжелый сон.
Сам тихо встал с места, чтобы поправить подушки, лежавшие под головой Рожера.
Он бросил взгляд на рисунок и остановился в беспокойном недоумении.
Рожер и не подумал срисовывать с оригинала. Он нарисовал самого себя лежащим в гамаке среди роскошной растительности Индии. Детская рука раздвинула ветви и чья-то голова с любопытством склонилась над ним.
То была прелестная головка Самы, которую Рожер впервые увидел на плантации Гайдерабада.
В эту минуту раздался звонок.
Сам тихо вышел из комнаты и направился в залу, служившую приемной.
Орели доложила о приходе господина Дюрана. То был, как мы уже сказали, единственный посетитель дома. Дюран был старый друг семьи Болье.
Он был когда-то богат и знаменит, будучи одним из лучших докторов Парижа.
К нему-то и обратился Жорж Болье с просьбой о приюте для вдовы и дочери генерала Сен-Пьера после его убийства и гибели дела освобождения Индии.
Дюран был тронут несчастием Аниами и детской красотой ее дочери Евы.
Ребенок рос и Дюран все более и более влюблялся в нее. Он любил ее, как любят люди науки, не знавшие в жизни наслаждений.
Но Ева любила Жоржа Болье и Жорж сделал доктора поверенным своей тайны.
Дюран выказал себя героем.
Никто не имел возможности подозревать выдержанного им удара. Он скрыл свою любовь, которая еще более разгоралась.
Когда Еве минуло пятнадцать лет, Жорж женился на ней.
У них родился сын Рожер и с этой минуты судьба начала жестоко преследовать их.
Аниама умерла с горя. Жорж Болье был убит в сражении при Линьи. Ева также почувствовала себя пораженной смертельной болезнью.
Дюран бросил все, и госпиталь, и практику, и проводил дни и ночи у изголовья Евы. Но смерть взяла свое.
Дюран уединился и зажил одиноко.
Он перенес всю свою любовь на Рожера. В это время сэру Морицу удалось узнать кое что о своей семье и он обратился с заявлением к доктору Дюрану.
Остальное известно.
С отъездом Рожера жизнь Дюрана стала невыносимо печальной. Он уже не надеялся увидеть своего любимца, как вдруг однажды получил записку, которая приглашала его явиться в один из отелей Лиона.
Дюран, ни минуты не колеблясь, отправился туда.
Он очутился лицом к лицу с молодым человеком, очевидно, иностранцем, но одетым по-европейски.
От проницательного взгляда старика не ускользнуло переодеванье и молодая королева индусов, побежденных до сражения, принуждена была сознаться во всем.
То была Сама.
Она долго говорила с Дюраном, откровенно рассказав ему все. Она призналась даже ему в своей любви к Рожеру.
— Я нашла в бумагах Рожера ваши письма и вы стали моей надеждой! Вылечите его во что бы то ни стало!
Дюран был поражен величием преданности этой женщины и просто отвечал:
— Рассчитывайте на меня. Отныне я принадлежу вам и Рожеру.
Рожер и Сама поселились в доме улицы Урсулинок. Рожер не выходил из своего состояния оцепенения.
То не была смерть, то не был также сон.
Дюран тщательно исследовал больного и понял, что дух и тело одинаково поражены.
Нужно было сперва укрепить организм, а потом уже приступать к дальнейшему.
От Рожера было тщательно удалено все, что только могло напоминать ему Индию и оба индуса, сопровождавшие Саму, были помещены у Дюрана.
Доктор настаивал, чтобы Сама не жила вместе с Рожером. Он боялся, что это может скверно повлиять на Рожера, если тот вспомнит ее.
Но девушка оказала решительное сопротивление.
Сама заявила, что не оставит Рожера и Дюрану пришлось волей-неволей покориться.
Служанкой была нанята почтенная Орели.
Летаргия Рожера длилась уже целые месяцы. Он говорил бессвязные слова и почти не открывал глаза.
Сама деятельно изучала французский язык и медицину, ухаживая с материнской заботливостью за Рожером.
Рожер начал мало-помалу выходить из своего состояния.
Щеки его окрасились румянцем.
К нему вернулись силы, а вместе с ними и слабые проблески воспоминаний.
Это начинало немало беспокоить доктора Сама.
Картина, нарисованная Рожером, еще более усилила ее беспокойство.