— О, вы, папа Дусе, вы можете быть спокойны! — с насмешливой сострадательностью заметил господин Роншоно.
— Почему же это, позвольте спросить?
— Разве вы не обратили внимания, что все, которые исчезают — богаты, молоды и красивы.
— Мне кажется, — отвечал несколько обиженный Дусе, — что у меня есть достаток и что моя наружность…
— О да, папа Дусе, — продолжал неумолимый Роншоно, — я охотно верю, что вы были молоды в свое время и недурны… также в свое время! Теперь же вы весите слишком много и вас нелегко похитить. Хе! хе! хе!
— Это я понимаю! — поспешил покончить щекотливый разговор господин Дусе. — Я хотел сказать только, что эти исчезновения наводят страх на жителей.
— Да, эти исчезновения наводят страх на жителей! — повторила буфетчица, желавшая угодить всем своим клиентам.
— Господин Дусе столь же прав, сколько и господин Роншоно.
В разговор вмешался господин Пиншар.
— Что вы верите всем этим глупостям! Это просто правительство отводит глаза от своей политики. Я ни на грош не верю этим газетам.
— Однако, Constitutionnel… — рискнул господин Дусе.
— Siecle… — возразил Роншоно.
— Это, вероятно, напечатано и в Debats?
И Пиншар любезно обратился к Дюрану:
— Виноват, господин Дюран, в вашей газете также упоминается о деле?
Дюран сделал утвердительный жест головой.
— Ведь я говорил же это! — продолжал Пиншар. — Газеты все одни и те же. Я знаю, как их составляют. Мне объяснил это один литератор. Я могу сообщить вам этот секрет…
Слушатели насторожили уши.
Госпожа Гудар также сгорала от любопытства и не сводила своих круглых глаз с Пиншара.
Тот продолжал:
— Ежедневные газеты разделены на две половины. Политическая часть их независима. Что же касается заметок, известий, случаев и новостей, то все это оплачивается построчно газетными лицами или правительством. Последнее может поместить известие о небывалом бунте за ту же цену, за какую Ларош-Монсель помещает свои объявления о винах.
— Вы заговорили о Ларош-Монселе, — начал Дусе. — А знаете ли вы, что его сын также исчез? Вот уже две недели, как его не видно…
Дусе остановился и перевел дух.
— Что же это доказывает? — спросил господин Пиншар.
— Это доказывает, что газеты не врут.
— Ха! ха! ха!
— Конечно, так!
— И вы думаете, что Ларош-Монсель улетучился, как дым?
— Да, сударь!
— Ха, ха, ха! папа Дусе! ха, ха, ха! Если б тут не было дамы, я сказал бы вам, что с ним сделалось! Я знаю это по опыту. Эти богатые молодые люди любят повеселиться. Они пропадают по целым месяцам, если встретят девочку по своему вкусу в Прадо. Впрочем, довольно! Госпожа Гудар, ваш кофе прелестен!..
Госпожа Гудар покраснела. Господин Пиншар любил иногда сболтнуть.
Наступило молчание.
Внезапно входная дверь быстро растворилась.
В кафе влетел винный куртье с криком:
— Гарсон! Рома, горячей воды, сахара и лимон! Мое почтение, госпожа Гудар! Здравствуйте, господа! Я приготовлю себе грог! Я еще не обедал сегодня!
Изготовив себе грог и отхлебнув изрядный глоток из стакана, куртье произнес следующие слова:
— Я нашел сына Ларош-Монселя!
Эффект, произведенный этими словами, был просто неописуем.
Госпожа Гудар привскочила с места, господин Дюран положил свою газету, гарсон уронил поднос.
— О, Боже мой, да, продолжал куртье, — мне нужно было зайти в город за заказами и я возвращался домой, не спеша. Было около трех часов. Я шел Новым Рынком и прежде, нежели поворотить на мост, вздумал зайти развлечься в маленькое здание на углу, вы знаете!..
— В морг! — отвечал Дусе.
— Именно! Я вхожу и вижу за стеклом на доске… кого бы вы думали? Господина Адриена Монселя! Вы не поверите, как это поразило меня! Имея три года дела с его отцом, я узнал его с первого взгляда. Меня пригласили для дачи заявления. Я увидел его вблизи. Он был бледен, как полотно. Даже это удивило меня. Обыкновенно, утопленники имеют багровый цвет лица.
— Значит, сын Ларош-Монселя утонул! — сказал Пиншар.
— Конечно, его нашли в Сене.
— И это, по-вашему, — спросил Роншоно, — случайность или?..
— Вероятно, случайность. Господин Ларош-Монсель имел все данные, чтобы дорожить жизнью: двадцать три года, красив, богат. Он, вероятно, упал в воду.
— Или его бросили, — возразил Дусе. — В Париже много злодеев…
— Ба! на нем все цело! Часы найдены при нем, деньги также. На теле нет знаков насилия. Ах, впрочем, была маленькая царапина на шее, над левым ухом. Это, вероятно, оцарапал его веслом лодочник.