— Да, прелестная Алина! — отвечал Эрнест. — Это я, ваш обожатель, любящий вас больше…
— Не говорите глупостей! — кокетливо прервала его Алина, закрывая ему рот своей обтянутой перчаткой ручкой. — Поговорим серьезно — хотите?
— Я желаю всего, чего вы желаете…
— Вот и прекрасно! Мы, я вижу, скоро сделаемся друзьями. Ах, как мне трудно было попасть сегодня на свидание! Барыня непременно хотела взять меня с собой. Я прикинулась больной. Она уехала одна. Я и убежала сюда…
Эрнест счел своей обязанностью коснуться губами руки Алины.
Впрочем, это было сделано без особенной поспешности.
— Это что такое! — вскричала та. — Я слушала вас вчера, слушаю сегодня, вы кажетесь мне серьезным человеком, и я ненавижу молокососов… Но я честная девушка… К тому же, я не решусь бросить свое место из-за пустяков. Ну, что вы хотите сказать мне?
— Скажу, во-первых, прелестная Алина, что я думал о вас целый день.
— Та, та, та! — нетерпеливо прервала его молодая женщина.
— Да, — серьезно продолжал Эрнест. — Я целый день думал о вас, рыская по магазинам. И я пришел к заключению, что палисандровая мебель лучше пойдет к вам, чем мебель из красного дерева, которая теперь не в моде.
— Все это очень хорошо, но… вы позволите мне быть совершенно откровенной?
— Умоляю вас.
— И вы не рассердитесь?
— О, Боже — никогда!
— В таком случае — извольте! Видите ли, господин Эрнест, все мужчины так легкомысленны, что мы — бедные девушки — должны быть осторожными. Что будет со мной, если вы бросите меня? Место теперь у меня очень выгодное. Я желала бы обеспечения. О, не для самой себя, а для моей матери.
— Это очень понятно, — отвечал господин Эрнест. — Я дам вам десять тысяч для вашей матери и десять тысяч вашему отцу, о котором вы забыли упомянуть. Есть у вас еще родные? Братья? сестры? тетки? кузены?
— Вы хотите смеяться надо мной? — с неудовольствием заметила Алина.
— Я никогда этого не посмею! — почтительно отвечал Эрнест.
— Все это хорошо. Я вижу, что вы все шутите. Но вы не настолько молоды, чтобы делать из-за нас глупости. Пустите меня!
— О нет! — внезапно переменяя тон, отвечал господин Эрнест. — Ты попалась, Манон Гринш, и попалась ловко.
Услышав свое настоящее имя, субретка побледнела, как смерть.
Не долго думая, она хотела броситься бежать.
Но у нее подкашивались ноги.
К тому же, сильная рука удерживала ее за плечо.
— Послушай, что я скажу тебе, Манон, — жестко продолжал незнакомец. — Ты должна повиноваться мне с нынешнего дня. Ты должна беспрекословно исполнять все мои приказания. Слышишь ли? Если я останусь доволен тобой, то ты получишь двадцать тысяч франков. Если же нет — я тебя упрячу.
— Да кто же вы, наконец? — спросила пораженная ужасом Манон.
— Что за дело! Я знаю, кто ты! Этого достаточно. Я знаю все про дело на улице Альбуи. Дело, как видишь, пахнет тюрьмой. Согласна ли ты на мои условия? Я тебя не принуждаю. Отвечай — да или нет?
Незнакомец снял свои очки и устремил на Алину свой стальной взгляд.
Та окончательно растерялась и отвечала:
— Я согласна и буду повиноваться вам.
— Значит, завтра, в девять часов, перед пробуждением княгини, ты придешь ко мне на улицу Соссе, № 3-й. Ты спросишь господина Эрнеста.
Алина, шатаясь, возвратилась в особняк Марбеф.
Незнакомец сел в карету, оставленную им на углу улицы Ангулем, и приказал вести себя на улицу Соссе, № 3-й.
Он отпустил тут кучера, быстро прошел сад и, не останавливаясь перед ложей портье, вошел в небольшое помещение в антресолях.
Он подошел к зеркалу и освободился от своей нарядной одежды.
Он снял свою бородку, усы и парик, снова надел свой белый галстук и черный, атласный жилет, и вышел на улицу.
Любой посетитель кафе Ласепед узнал бы в нем господина Дюрана.
XIV
МАСКАРАД
Наступила ночь оперного маскарада.
Карета княгини Валицкой стояла у подъезда особняка. Закутанный в меха кучер нетерпеливо похлопывал руками.
В ложе портье грелись швейцар и лакей. Мадемуазель Алина, уже одетая в черное домино, быстрыми шагами прошла через двор.
В руке у нее находился хрустальный графин, переданный ей утром господином Эрнестом.
— Вот, — сказала она, входя в ложу, — графин с араком, который я припрятала для вас. Вам веселее будет ждать нас ночью. Спрячьте его теперь и Боже вас сохрани выпить хоть каплю прежде нашего отъезда.