В залу вошел старик-нищий.
Он был мал ростом и чрезвычайно загорел. Сгорбленный, с опущенными глазами и руками, он имел чрезвычайно жалкий вид.
— Что тебе нужно? — спросил его Рожер.
— Я хочу призвать на твою голову благословение Дурги.
— Ты уже говорил это. Кто прислал тебя?
— Божество.
Рожер понял, что имеет дело с полусумасшедшим фанатиком, которых можно очень часто встретить в Индии. Он бросил ему золотую монету и приказал удалиться.
Нищий бросился на подачку и старательно упрятал ее в свой пояс.
— Что же ты не уходишь? — спросил его Рожер.
— Я не уйду прежде, нежели не передам этого кольца любимцу божества. Да осыплет тебя Дурга своими щедротами!
Рожер взял кольцо. Оно было сделано из серебра и было очень изящной работы.
— Что же мне делать с ним? — спросил он.
— Пусть саиб придет с ним в великий храм, когда взойдет луна, пусть взойдет в святилище и наденет его на палец находящегося там божества.
Нищий вскинул украдкой глаза на Рожера. Тот тотчас же заметил их цвет, спокойно подошел к двери, запер ее и взял ключ к себе в карман.
— Почтенный человек, — обратился он к нищему с иронической вежливостью, — нельзя ли узнать ваше имя?
— Мое имя Джеймала, — отвечал нищий.
— Прекрасно. Итак, господин Джеймала, когда вы вздумаете являться к проницательным людям, то хорошо сделаете, если наденете пару синих очков. Иначе вас примут за сэра Эдварда Броунли.
Нищий нисколько не смутился.
— Подобный промах может доставить вам большие неприятности, — продолжал Рожер.
— Я не понимаю, что говорит саиб.
— Вы сейчас поймете. Сэр Броунли негодяй и, благодаря вашему сходству, вы поплатитесь за него.
— Я не знаю человека, о котором вы говорите.
— Вы сейчас узнаете.
И Рожер сдернул с него платье, которое, разорвавшись, обнажило белую грудь.
— Прекрасно, — гневно воскликнул мнимый нищий, — я сэр Эдвард Броунли! Чего же вы от меня хотите?
— Чего я хочу? Я хочу возобновить разговор, прерванный в нашей плантации Гайдерабада.
— Вы хотите убить меня! — воскликнул шпион, осматриваясь.
— Нет, нет. Я хочу убить вас, правда, но в честном бою.
— Я имею право на выбор оружия. Я обижен!
— Тут только две сабли. Вот эта кажется мне лучше — возьмите ее.
Дикая радость отразилась на лице сэра Эдварда. Восточная сабля была его любимым оружием. Он схватил ее и яростно напал на Рожера. Но все усилия его оставались тщетными. Рожер не поддавался.
Сэр Эдвард прибегнул к хитрости и нагнулся, как бы желая поразить своего противника в ноги и потом вдруг громадным прыжком устремился на него, чтобы раскроить ему череп.
Но, несмотря на всю быстроту этого движения, сэр Эдвард открылся на минуту. Сабля Рожера пришлась ему прямо по горлу.
Сэр Броунли покатился на пол с головой, почти отделенной от туловища. Брызнувшая кровь залила собой лежавший на полу букет.
Рожер посмотрел на труп и на букет и вспомнил о свидании, назначенном ему через шпиона баядеркою.
День начинал склоняться к вечеру.
Он надел под платье свою кольчугу, заткнул за пояс кинжал и вышел из дворца.
XVIII
В РАЗВАЛИНАХ ХРАМА ДУРГИ
Луна уже взошла.
Она освещала мрачные группы деревьев, равнину и дорогу, ведущую к холму, на котором находились развалины храма Дурги.
Рожер вошел в ограду, приблизился к священному пруду, на берегу которого растут фиговые деревья. Он останавливается… смотрит… прислушивается… взявшись за рукоятку кинжала.
Кругом царит глубокая тишина.
Он продолжает подвигаться вперед, проникает в галерею, соединяющую храм с внутренним двором. Он останавливается: ему послышались чьи-то шаги.
Слух не обманул его. Шум возобновляется. Слышится как бы тихий шепот и смех.
Рожер вынимает из ножен кинжал. Он видит перед собой свет и идет на него.
Глазам его представляется неожиданное зрелище.
В каком-то подобии каплицы, освещенной висячей хрустальной лампой, на ярких шелковых подушках лежат женщины в небрежных, сладострастных позах.
Около них, в бронзовых чашах, дымятся благоухания. Перед ними подносы с фруктами и вином.
Одна из женщин — самая молодая и красивая — встала, наполнила вином золотой кубок и, улыбаясь, подала его Рожеру.
Рожер колеблется.
Женщины перешептываются, смеясь и закрывая рот руками.
— Он боится, — говорят они.