«Становлюсь я спокойной…»
Становлюсь я спокойной.А это ли просто?…Мне всегда не хваталобаскетбольного роста.
Не хватало косы.Не хватало красы.Не хваталона кофточки и на часы.
Не хватало товарища,чтоб провожал,чтоб в подъездек губам рукавичку прижал.
Долго замуж не брали —не хватало загадочности.Брать не брали, а вралио морали, порядочности.
Мне о радости радиозвонко болтало,лопотало…А мне все равно не хватало.
Не хватало мне марта,подобревшего тало,теплоты и довериямне не хватало.
Не хватало,как влаги земле обожженной,не хватало мнеистины обнаженной.
О, бездарный разладмежду делом и словом!Ты, разлад, как разврат:с кем повелся – тот сломан.
Рубишь грубо, под корень.Сколько душ ты повыбил!Становлюсь я спокойной —я сделала выбор.
Стал рассветом рассвет,а закат стал закатом…Наши души ничтоне расщепит, как атом.
«По счастливой воле случая…»
По счастливой воле случая,то робея, то грубя,всем, что есть на свете лучшего,я поверила в тебя.
Мне и пляшется, и плачется,и бесстрашны смех и грусть,словно я в ребячьем платьицек взрослому,тебе,тянусь…
Это чувство не уроненони к тщеславью,ни к рублю.Я люблю тебя, как родину,как отца и мать люблю.
Все мне – праздник,все – по норову,и —бездонней и теплей —я людей люблю по-новому:силой всей любви к тебе!
«Я – как девчонка из деревни…»
Я – как девчонка из деревни.Роса и лес в моей крови.Поговорим с тобой на древнем,на грубом языке любви.
На том тяжелом, первобытном,с шершавым рубленым лицом,что как по камушку – копытом,по первопутку – колесом.
Поговорим с тобою молча,как дым горчащий – из трубы,как летний дождь дорогу мочити как растут в лесу грибы.
Поговорим на том прекрасном,который знаем ты и я,на том очищенном – и грязном,как в непогоду колея.
Поговорим на этом вечном,не зная больше ничего,поставив тоненькую свечкутому, кто выдумал его.
«…В сорок втором ходил к нам интендант…»
…В сорок втором ходил к нам интендант —наук каких-то хитрых кандидат.За мамой он ухаживал упрямо.Не поддавалась интенданту мама.Не потому, что папа воевал,хотя уж это что-нибудь да значит!Все обстояло здесь совсем иначе:отец тогда не больно б горевал.Была на фронте у него жена,а если говорить грубей и проще —там, на войне, с ним женщина жила,а нам он деньги посылал по почте.Мать знала. Донесла-таки молва!Но мать обиду молча проглотилаи на почтамт, как прежде, приходила.А как тут быть?Что мать моя могла?Работала. Все научилась делать.Садила огород, капусту квасила.Не плакала. И даже губы красила.Лишь в зеркальце чуть пристальней глядела.А интендант был добр, как Дед Мороз.Он приходил, пакетами увешанный…Но мать ему решительно и вежливовнушала:– Николай Иваныч, брось!..Он чай поспешно ложечкой студил.Он уходил, пакеты взяв неловко.А ведь тогда, в тот долгий год нелегкий,не знаю, кто бы маму осудил…Двоих детей не просто поднимать.И так не просто понимать при этом,что в чем-то главном,в самом главномпредан!…Мне не забыть сорок второго, мать.
Крымский мост
Город мой вечерний,город мой, Москва!Весь ты – как кочевьеС Крымского моста.
Убегает в водахвдаль твое лицо.Крутится без отдыхав парке колесо.
Крутится полсветапо тебе толпой.Крутится планетапрямо под тобой.
И, по грудь забрызганзвездным серебром,мост летящий Крымский —мой ракетодром.
Вот стою, перилагрустно теребя.Я уже привыклапокидать тебя.
Всё ношусь по свету яи не устаю.Лишь порой посетуюна судьбу свою.
Прокаленной дочернана ином огне,как замужней дочери,ты ответишь мне:
«Много или малосчастья и любви,сама выбирала,а теперь – живи…»
Уезжаю снова.Снова у вискабудет биться словостранное: Москва.