И вдруг в один прекрасный день ей словно все это надоело, и она снова вернулась ко мне, к нашим невинным прогулкам по парку, упоительным беседам в кондитерских, бессонным ночевкам друг у дружки и даже совместным посещениям читального зала университетской библиотеки. Она будто наелась мужчин, и теперь ее даже поташнивало при упоминании о каком-нибудь из ее любовников. Оказалось, что моя подружка забеременела. Это было для нее настоящим откровением. Она, как ребенок, словно и не знала, что все эти свидания с мужчинами (на кафедре ли после занятий, в съемных квартирах, гостиницах, у подруг и друзей) могут иметь такие тяжелые и удивительные для нее последствия. Я лично через мамину знакомую нашла ей хорошего доктора, дала ей денег и проводила на аборт. Потом ее (онемевшую, заплаканную, будто проснувшуюся не от наркоза, а от самой себя) на такси привезла к себе домой и ухаживала за ней, как за тяжелобольной. Тогда же Беатрисс, склонная к истерии, розовая от температуры и волнения, поклялась мне измениться, начать другую жизнь, выйти замуж за хорошего парня и зажить счастливой семейной жизнью. Если бы кто слышал ее, подумал бы, что она разучивает отрывок из какой-то бездарной советской пьесы, причем читает этот отрывок, издеваясь над авторским текстом и про себя хохоча над своей же героиней, – настолько это было пошло и смешно. Конечно, я ей не поверила, да и какая разница, думала я, будет и дальше она ходить по рукам или действительно выйдет замуж за нормального парня – главное, что она пережила аборт, не покончила с собой (о чем она как-то вскользь проговорилась), не раскисла, а готова была жить дальше. Понятное дело, что, оправившись после операции, она вернулась к прежнему образу жизни, вот только в сумочке ее теперь помимо пудры, помады, духов и носового платка лежала коробочка с противозачаточными таблетками.
Лето мы проводили на море, ездили дикарями в Сочи, снимали в пригороде домик и откровенно валяли дурака. Купались, объедались персиками, жарились на солнце и отчаянно флиртовали с такими же скучающими парнями, как и мы. Пили с ними вино в маленьких закусочных, играли в карты и нарды, целовались, лежа на песке, до одури, до утра, до первых бледных лучей солнца… Еще там, на море, я стала замечать одну странную особенность Беатрисс: ей нравились мои сандалии, мои шляпы, солнечные очки, сумки, мои рыжие волосы, рыжие глаза и мои – самые разные – мужчины. Ей всегда казалось, что то, что принадлежит мне, ведь могло бы принадлежать и ей, да только вот она что-то как будто замешкалась и выбрала не ту вещь, не того мужчину, а потому откровенно завидовала моему выбору и быстро остывала к своему. Она страдала, и я не знала, чем могу ей помочь. Отдать ей свою шляпу? Свой крем для загара? Своего августовского любовника? Ну не смешно ли?! Смешно не смешно, но именно так и заканчивались ее многочисленные немые просьбы…
Интересный случай произошел с нами в одном маленьком волжском городке, куда нас пригласила ее однокурсница. Пригласила, да и бросила. Сначала мы шестнадцать часов маялись в душном поезде до областного центра, потом мчались в жарком огромном «Икарусе», она нас встретила, накормила обедом, привела на местный, изумительной красоты и чистоты пляж и бросила. Просто ушла, прихватив с собой подстилку, словно что-то вспомнив или, наоборот, забыв… Очень странная особа. Мы долго лежали еще на песке, играя в карты и поглядывая по сторонам, но никого интересного (это был обычный небольшой городской пляж с визжащими и плещущимися в воде детьми, играющей в волейбол загорелой молодежью и поджаривающимися на солнце скучающими одинокими дамами), за исключением человека-орангутанга (молодого высокого армянина, заросшего густой черной шерстью), не приметили. Утомившись и проголодавшись, мы решили сначала вздремнуть, а уж потом тащиться на автовокзал со слабой надеждой сесть в какой-нибудь проходящий автобус, который довез бы нас до областного центра, где мы надеялись снять номер в гостинице. Мы были очень молоды и не особенно-то переживали по поводу нашей временной неустроенности. Уж в крайнем случае заявились бы к нашей странной приятельнице и завалились бы спать у нее.
И вдруг перед нами выросли две мужские фигуры. Удивлению нашему не было предела, когда выяснилось, что они тоже из Москвы. Один из них Захар, начинающий хирург (в этом городке у него живет и работает отец, также хирург), а другой Марк, адвокат. Они были в отпуске и намеревались провести эту ночь в районной больнице, подежурить вместо отца Захара. Они пригласили нас с собой, и мы восприняли это как подарок судьбы. Что может быть интереснее, чем провести ночь в хирургическом отделении почти деревенской больницы, да еще и с двумя москвичами! Для начала мы поужинали в кафе блинами с мясом и компотом, после чего, уставшие от безделья, жары и свежего воздуха, намаявшиеся в чужом городе, благополучно добрались до расположенной на самой окраине города больницы. Белые одноэтажные корпуса были огорожены ярко-зеленым, свежевыкрашенным металлическим заборчиком. Вокруг этого маленького клинического городка расположилось несколько двухэтажных новых коттеджей, а за ними – лес и Волга с орущими гортанным фарфоровым тремоло лягушками…