– Беатрисс, успокойся, ты же сама понимаешь, что он иначе не может, он хирург, он спасает человеческие жизни! Если ты не любишь его, не можешь с ним жить, так разведитесь, освободи его…
И тут она бросила на меня такой взгляд, словно я была ее давней соперницей, змеей, вползшей в ее дом с единственной целью – отобрать у нее Захара. И теперь вот под благовидным предлогом затеяла разговор о разводе, о том, чтобы она освободила мужа, другими словами, отдала его мне…
– Ну уж нет, я никогда с ним не разведусь. – Мочки ее ушей стали малиновыми, а щеки – совершенно белыми. – Только через мой труп.
– Я не то хотела сказать…
Но было уже поздно. Если бы Захар присутствовал при нашем разговоре, она бы схватила его, как тряпичную куклу, и тотчас, по-детски, судорожным движением прижала к груди, утопив свои коготки в его теле… Не отдам, даже и не надейся. Неужели она почувствовала что-то? Неужели внутри ее красивого, слегка располневшего тела находилась невидимая антенна, способная уловить волны измены, исходящие от принадлежащего ей мужчины? Ведь если бы я вчера не сорвалась и не уехала, мы провели бы несколько часов в их супружеской постели, как старые друзья, как новые любовники.
– Скажи, тебе нравится Захар? – припечатала она свой неожиданный вопрос прямо мне в лоб. – Белка, только говори чистую правду.
– Да, мне всегда нравился Захар, – призналась я. – Но Марка я люблю. Вот и вся разница.
– Умница ты моя. – Беатрисс достала еще одну сигарету и с мечтательным видом закурила.
Глава 6
– Изабелла (господи, вот ведь имечко!), говорите. Как видите, адвокат ваш при вас, так что объясните, каким образом вы оказались в квартире убитого.
Марк, заспанный, но чрезвычайно, до трагичности серьезный, как если бы это его обвиняли в убийстве, смотрел на меня с мольбой. Он успел предупредить меня, чтобы я не вздумала наговаривать на себя, чтобы рассказала все как есть, что ко мне ночью приехала Беатрисс… Но что он мог знать, он, мужчина, пусть даже и близкий мне человек, о моих отношениях с Беатрисс. Как я могла выдать ее, вот так, с маху, с головой, с ее прекрасными, цвета подсвеченной солнцем морской воды, удивительными глазами… Нет, я никогда не грешила лесбийской любовью к моей подруге, я обожала ее, искренне восхищалась ею, как существом, превосходящим меня во всем. Но чувство страха перебило, перехлестнуло через край в ту роковую ночь, когда она, как испуганная зеленоглазая кошка, перемахнула через забор, оставив меня внизу, на съедение собакам… Не смогла, не выдержала, не протянула лапу, зная наперед, что потом всю оставшуюся (недолгую, скажу сразу) жизнь будет раскаиваться в содеянном и задавать себе вопрос: почему поступила так?.. Зато я отлично знала ответ на этот вопрос. Потому, моя Беатрисс, что в трудную минуту ты привыкла обращаться именно ко мне, зная, что я помогу, спасу, вытащу тебя за волосы из любой передряги и пожертвую ради тебя всем…
– Он позвонил мне, – произнесла я не своим голосом, стараясь не смотреть на Марка.
– Кто? – словно бы проснулся следователь, столбик пепла свалился в замызганную фарфоровую пепельницу. – Кто позвонил вам?
– Пожаров, – я сглотнула. – Он позвонил мне и сказал, чтобы я срочно приехала, что это очень важно…
Я лгала. Но лгала так, что даже Марк (как потом выяснится) поверил мне и вытаращил на меня глаза. Новички всегда лгут гениально.
Скажи я, что мне звонил женский голос, можно было бы заподозрить Беатрисс. Спасти ее – вот какая задача стояла передо мной в те дни, когда я напрочь забыла о реальной опасности, нависшей над моей собственной головой. Наверняка без меня и Марка найдутся не зависящие от нас факты, подтверждающие мою непричастность, ведь это же не я всаживала нож в тебя, Захар… Я до последнего часа, до суда, все еще надеялась на то, что меня, невиновную, отпустят. Выпустят из зала суда с букетом ромашек.
– В котором часу это было?
– Приблизительно в три часа, не помню точно…
– Его убили в это время. – Следователь со злостью раздавил в пепельнице ни в чем не повинный окурок. – Значит, вы хотите сказать, что он позвонил вам перед самой своей смертью… И что же дальше?
– Вы не можете знать точно время его смерти, его же только что увезли, ну, пусть даже пару часов назад… – За окнами маячил абрикосовый февральский рассвет. Мы подняли Марка с постели. – Я тем более не знаю, когда его убили. Приехала по звонку, вошла в квартиру. Везде горел свет. Я увидела его, закричала, а потом свет погас… Надо ли говорить, что в квартире помимо меня был кто-то еще, кто и выключил свет и кто позвонил в милицию и сообщил об убийстве… Кто звонил? Мужчина? Женщина?
– Женщина. Она сказала, что живет в этом доме и что слышала крики, кричала тоже женщина…
– И что же она кричала? – усмехнулась я тому, что уже не следователь, а я задавала ему вопросы. – «Помогите, убивают»?!
– Она сказала, что в квартире произошло убийство, что так кричат, когда убивают…
– Возможно, она слышала мой крик, – предположила я, хотя я на самом деле не кричала. Даже когда погас свет, ведь именно это-то обстоятельство и позволило Беатрисс скрыться. – Я была в квартире всего несколько минут – вы не могли бы так быстро приехать. Уверена, что милицию вызвали до того, как я вошла в квартиру. Меня нужно было подставить, вот и подставили. Подкинули в карман моей куртки нож. Вряд ли я, совершив такое зверское убийство, оставалась бы в квартире, да еще и с ножом в куртке.
Я с презрением посмотрела на следователя. Не слишком ли примитивно, господин следователь, вы ведете следствие? Если бы так вот хватали всех, кто окажется с ножом в руках (кармане, сумке) на месте преступления, то у вас была бы стопроцентная раскрываемость, премии опять же…
Я повернула голову и встретилась глазами с Марком, который спрашивал меня взглядом, зачем он мне понадобился, если я сижу вот тут и наговариваю на себя… Разве не понятно, милый Марк, что мне нужно было просто время на обдумывание ситуации? И этого часа, пока ты добирался до прокуратуры, мне вполне хватило на то, чтобы собраться с мыслями. Прости меня, что действовала самостоятельно, я не могла, пойми ты, не могла выдать Беатрисс…
– Получается, – между тем размышлял вслух незадачливый следователь, – Пожаров позвонил вам, когда почувствовал нависающую над ним опасность… Кто-то еще был в квартире, возможно, даже убийца. Он впустил его в дом, но потом что-то случилось, может быть, ссора… И он позвонил вам.
– Я не знаю, что случилось, но я тотчас приехала…
– На чем вы приехали?
– На машине, – удивилась я. – На чем же еще?
Понятное дело, я откровенно издевалась над ним, чтобы вывести его из себя. Что еще оставалось мне делать в моем положении, когда я теряла даже Марка?! Я была уверена, что он откажется от моей защиты.
– Вы взяли такси?
Такси при большом старании можно вычислить.
– Нет, я остановила первую попавшуюся машину, даже не помню марку, – отрезала я все пути к установлению истины.
– Скажите, что вы подумали, когда он вам позвонил? Вы ничего не предполагали, пока ехали к Пожарову?
Я вспомнила опухшие глаза Беатрисс, когда она взмолилась, чтобы я поехала с ней. Видел бы он, следователь, ее прекрасные, полные слез глаза, он бы сам не выдержал, приехал бы сюда, упаковал тело Захара в ковер и вывез на собственной машине на какой-нибудь пустырь…
– Предположила, что Беатрисс…
– Постойте, кто?
– Я сказала, что подумала в первую очередь о моей подруге Берте, о том, что она заболела, – убитым голосом проговорила я. – А что еще могло случиться в этой семье? Захара и Берту я знаю давно, это мои друзья…
И только сейчас до меня стало доходить, что я больше никогда, никогда не услышу твой голос, Захар, не увижу твоих умных ироничных глаз, не почувствую на своей коже твоих ласковых рук… Как же я пожалела тогда о том, что в тот, словно выпавший из нашей обычной жизни, синий морозный вечер бросила тебя, что не осталась в твоих руках, не доверилась тебе… Ведь никто, ни одна душа никогда не узнала бы об этом. Я любила тебя, очень любила, но ты всегда казался мне недостижимым и немного чужим, принадлежащим той, что была мне дороже всех… Когда я видела тебя, у меня всегда перехватывало дыхание, и я, глядя на тебя и на не видящую и не ценящую тебя легкомысленную Беатрисс, молила бога о том, чтобы она наконец встретила мужчину, которого бы полюбила по-настоящему, а не в отместку мне… Ведь мы все, все четверо – ты, я, Марк и Беатрисс – еще там, в ординаторской провинциальной больницы, словно договорились разбиться на пары именно так, как и соединились уже в Москве… Это ли не случай? Это ли не одетое в строгие (пусть будут свадебные) одежды желание постоянно видеться всем вместе! Мы все любили друг друга, нам было хорошо вместе, что бы мы ни делали, даже когда собирались просто посидеть за бутылкой вина или пошляться по ночным московским улицам… А помнишь, Захар, как Марк ходил на руках прямо на Красной площади, на Первомай, ночью?! А Беатрисс, сломав каблук, плакала, но бежала за ним, спотыкаясь и прижимая к груди туфлю… Смешная. Вас сейчас нет с нами, и я зажимаю ладонью рот, чтобы не закричать от понимания необратимости случившегося… Я очень надеюсь, что там, в другой жизни, вы, встретившись, снова будете вместе и станете с нетерпением поджидать и нас с Марком… Боже, что я такое говорю! Но это я сейчас знаю, что ты скоро уйдешь от нас, Беатрисс, а тогда я этого еще не знала, но все равно оберегала тебя, и ты это знаешь, Беатрисс, надеюсь, что ценишь… Не знаю, зачем я тогда приняла эти деньги? Может, из страха, что Марк меня забыл и не встретит?..