На работе я держала марку, моя репутация была кристально чистой, но стоило мне выйти за пределы рабочего пространства, как каждая моя пьянка заканчивалась слезами, руганью и проблемами.
Я отдавала себе отчёт в том, что мои истерики несут угрозу для окружающих, как психологическую, в виде испорченного настроения, так и физическую, но я до конца не отдавала отчёт своим поступкам и сама не знала, чего от себя ожидать, поэтому перешла на одиночный алкоголизм, до лучших времён прервав все приятельские связи. Похмельное раскаяние стало постоянным гостем в моей квартире.
Так проходила моя зима.
Издержки изнасилования
Невыносимая боль, под давлением которой моё тело сжималось и разжималось с такой силой, что было тяжело дышать, стремление бежать без оглядки и желание быть с людьми – всё это на сумасшедшей скорости мешалось во мне, отключая разум.
Не зная, как разорвать замкнутый круг из страданий и боли, я чувствовала, что сил сопротивляться больше нет. Я не знала, как это остановить, и отправилась на поиски истины в местный бар, чтобы принять нелёгкое для себя решение.
Сидя за барной стойкой с кружкой пива, я надсмехалась над собственной жизнью.
Наблюдая за окружающей обстановкой и людьми, я слышала их похотливые мысли, со скрежетом проходящие сквозь меня, чувствовала все их ощущения и желания. Я поразилась, насколько остро и открыто можно видеть жизнь. Это была грязь, в которой я не хотела больше находиться, но, как от неё уйти, я не знала.
Люди ржали, пищали, визжали, натужно делали вид, что счастливы, некоторые сидели и что-то бурно обсуждали, едва не переходя на крик, но большинство пришло показать себя и раскисало от скуки, не давая этому чувству отразиться на своём лице.
Какой-то мужик присел познакомиться со мной. Справа от него неожиданно выросла спутница, которую он упорно выдавал за свою сестру. Она играла в его игру, по его правилам, пренебрегая при этом собой. Её широкая красивая улыбка, как в рекламе зубной пасты, сверкала белизной всех зубов, но её глаза говорили об усталости души, мучении и безволии. Он специально провоцировал её подобным образом. Садист. А я искала ту грань, зайдя за которую, понимаешь, что лучше умереть, чем видеть всё это.
Меня пригласил на танец какой-то щёголь, который начал пытаться, будучи без певческих талантов, спеть мне песенку на ночь, чтобы склеить меня со своей кроватью. Мне взгрустнулось ещё больше. Ещё один паразит. Очередной паразит. Ну, что ж поделаешь, мода нынче такая – на секс и деньги, а остального не существует.
Когда я напилась до состояния готовности попрощаться с этим миром, я решила напоследок потанцевать так, чтобы было всё, что есть: красивое и убогое, грязное и чистое, ужасное и прекрасное, пошлое и тело.
Всё смешалось воедино ровно также, как после моего первого сексуального контакта.
К концу моих сумасшедших танцев меня попросили покинуть помещение.
– Им можно лицемерить, а мне с моей правдой нужно уйти? – сказала я напоследок.
Я вышла. Толпа курящих парней у входа кинула в мой адрес что-то обидное. Я ответила им тем же и почувствовала, как хамство прошло через всё моё существо. Я рухнула в ближайший сугроб и горько заплакала. Всё те же парни стояли и заливались диким хохотом, глумясь надо мной, им было весело оттого, что мне было плохо. Всегда проще осудить человека и допинать его, чем помочь.
Столпились люди.
Я не помню, откуда она появилась, девушка, которая встала на колени рядом со мной, обняла и сказала, что всё будет хорошо. Единственная из всей многочисленной собравшейся публики, кто проявила ко мне человечность, невзирая на страх и общественное мнение. Только она одна не побоялась подойти к прокажённой падающей вниз женщине, которая не знает, как дальше жить.
– Девушка, что случилось? Что с ней? Пойдёмте, я отвезу вас домой. Пойдёмте в машину, – участливо сказал мужской голос.
Он заботливо поднял меня и деликатно отряхнул – так поднимают лежащую на снегу розу, красивую, но беспощадно брошенную на мороз, – появившись также неожиданно, как и моя спасительница. Как только он аккуратно посадил меня в свою машину, я тут же отключилась.
Я не помню, сколько времени прошло, но когда я взглянула на мир, то не смогла сориентироваться. Шалая, я продолжала плакать, временами истошно взвывая всё то время, что я не помнила себя, и всё то время, что была в сознании. Он был шокирован и не знал, что со мной делать.
– Да что с тобой? Что ты плачешь? Сколько можно плакать? Почему ты плачешь? Что случилось?