— Поехали домой, Тимоха.
— Поехали.
Возвращались молча. Теперь настроение Бориса изменилось. Он задавал себе вопрос: смог бы жить здесь? И сам себе отвечал: нет, не смог бы. Не выдержал бы созерцания всеобщей нищеты, выпирающей то упавшим забором, то осевшей крышей сарая, то некрашеными окнами клуба… Кругом разруха, запустение, вчерашний день…
— А это наша столовая. — Тимоха показал на длинное одноэтажное кирпичное здание с облезлой дверью. Сбоку торчало дощатое сооружение известного назначения вовсе без дверей. — Когда-то здесь такие беляши жарили! — вспоминал Тимоха. — Наш колхоз раньше был миллионер. В каждом втором дворе — машина. А сейчас снова на санях ездят.
— Ну, ты-то, наверное, тех времен не помнишь. А, Тимофей?
— Я — нет. Дед рассказывал, и мама помнит.
— Ну а ты скорее всего мечтаешь уехать отсюда куда глаза глядят.
— Почему вы так думаете? — возразил парень. — Как же я маму оставлю одну? Ей без меня трудновато придется.
— Чем же ты здесь займешься?
— Мало ли чем? Вон дядя Володя Никитин маслобойку построил. И я что-нибудь придумаю. Сначала в армию пойду, потом сельхозакадемию закончу. А потом обязательно что-нибудь придумаю!
Добров повернулся, чтобы лучше видеть лицо своего спутника.
— Тимофей, дай я пожму твою руку!
Они обменялись рукопожатием. Когда вернулись домой, Полины не было.
— Мама на репетиции в клубе, — пояснил подросток.
— А ты что будешь делать?
— Корову посмотрю, она у нас отелиться вот-вот должна. А потом ужин буду готовить.
— Меня в напарники возьмешь? Не привык я, брат, без дела сидеть.
— А что вы умеете? Борис честно подумал:
— Курицу могу жареную, отбивные и плов.
— Тогда — плов. Только вы таблетки не забудьте выпить. Вон мама на холодильнике оставила.
Добров улыбнулся и молча проглотил таблетки.
Часа полтора они провозились с пловом. Зато когда Полина вернулась, ее в сенях встретили такие запахи, что она решила — Любава приехала. Но ошиблась. Ее сын Тимофей укутывал утятницу фуфайкой. А их гость в рубашке с закатанными до локтей рукавами и в хозяйском фартуке тер на крупной терке черную редьку. По кухне гуляли сногсшибательные запахи.
— А я думала — сестра приехала, — почему-то не отрывая глаз от больших ловких рук Доброва, сказала Полина.
— Мы сами ужин готовим, — доложил Тимоха.
— Мы сами с усами, — добавил Добров. Он повернулся, озарив ее широкой улыбкой.
От этой неожиданно сложившейся картины — мужчина в ее фартуке и сын у стола — вдруг перекрылось дыхание. Полина поспешно отвернулась, якобы торопясь снять пальто. Она не могла понять, что с ней, и какое-то время не решалась войти в кухню.
Позвали деда. Он пришел хмурый. Полина по лицу поняла: поиски не увенчались успехом.
— Почитай, больше полсела обошел. Не был только на Горбатее и за оврагом. Никто ничего не видел, но валят друг на друга почем зря.
Полина виновато взглянула на гостя:
— Надо же было такому случиться! Ведь под самыми окнами машина стояла.
— Говорю тебе — свои! — сказал Петр Михайлович.
— Да у нас полдеревни свои, — резонно заметил Тимоха. — Разве теперь кто признается?
— Не пойман — не вор.
Борис неловко почувствовал себя, оказавшись виновником всеобщей суматохи.
— Да ладно, забудем. В конце концов, на автобусе уеду. Машину потом пригоню. Давайте лучше пробовать наш с Тимохой шедевр!
— Пахнет вкусно, — согласилась Полина. — А рис-то какой рассыпчатый!
— Мы старались, — скромно принял похвалу сын.
Плов действительно оказался замечательным. Петру Михайловичу был интересен городской гость, и за ужином он исподволь затрагивал то одну тему, то другую. Искал ту, на которую откликнется Полинин постоялец. А Добров откликался на любую. Начали с охоты и рыбалки, плавно перешли к природным катаклизмам и ко всеобщему потеплению. Затем сделали крюк в сторону инопланетян и развития космоса и наконец перешли к политике.
В самый разгар громкого разговора в сенях раздался топот и затем — робкий стук в дверь.
— Заходите! — крикнула Полина.
Дверь скрипнула, и на пороге появился дядя Саня, сосед Петра Михайловича.
— Вечер добрый. — Дядя Саня виновато улыбался, переминаясь с ноги на ногу.
— Садись, дядь Сань, гостем будешь, — пригласила Полина.
Гость стрельнул глазами на стол и, не увидев там бутылки, скромно вздохнул:
— Я это… по делу я. К Михалычу…
— Как, Сань, олени тебя больше не беспокоят?