— Где Марк Юний? Мне сказали, что ты брала его с собой.
— Брут! Зови его Брут, как все остальные!
— Я не одобряю перемен, которые последнее десятилетие внесло в наши имена, — произнес он еще громче. — Человек может иметь одно, два или даже три прозвища, но традиция требует, чтобы его называли по родовому имени.
— А я очень рада этим переменам, Катон! — ответила Сервилия, выделяя голосом прозвище. — Что касается Брута, ты не можешь его увидеть.
— Ты думаешь, что я отступлю! — задиристо продолжал он. — Но я никогда не отступлю, Сервилия. Пока я жив, я ни от чего не отступлю. Твой сын — мой кровный племянник, а в его окружении нет ни одного мужчины. Нравится это тебе или нет, но я намерен выполнить свой долг по отношению к нему.
— Pater familias — его отчим, а не ты.
Катон засмеялся. Этот смех был похож на пронзительное ржание.
— Децим Юний — бедный простофиля, которого постоянно тошнит. Он способен воспитать твоего сына не больше, чем умирающая утка.
Хотя Катон обладал чрезвычайно толстой шкурой, Сервилия знала каждую из мельчайших трещин в ней. Например, Эмилия Лепида. Как Катон любил ее, когда ему было восемнадцать лет! Но Эмилия Лепида лишь использовала его, чтобы заставить Метелла Сципиона ревновать и вернуться к ней.
И Сервилия вдруг сказала:
— А я сегодня у Аврелии видела Эмилию Лепиду. Как она хороша! Настоящая маленькая женщина и мать. Она говорит, что никогда еще так не любила Метелла Сципиона.
Стрела явно попала в цель. Катон побледнел.
— Она использовала меня как наживку, чтобы вернуть его, — ответил он с горечью. — Типичная женщина — хитрая, лживая, беспринципная.
— Надеюсь, такого же мнения ты и о своей жене? — осведомилась Сервилия, широко улыбаясь.
— Атилия — моя супруга. Если бы Эмилия Лепида сдержала слово и вышла за меня, она вскоре поняла бы, что я не терплю женских хитростей. Атилия делает то, что ей говорят, и ведет примерный образ жизни. Я приемлю лишь идеальное поведение.
— Бедная Атилия! Ты приказал бы ее убить, если бы почувствовал от нее запах вина? Двенадцать таблиц позволяют тебе сделать это, а ты у нас ярый приверженец древних законов.
— Я — верный сторонник старых порядков, обычаев и традиций mos maiorum Рима! — выпалил он, шевельнув ноздрями, так что они стали похожи на пузыри, вздувшиеся с обеих сторон носа. — Мой сын, моя дочь, она и я — мы все едим пищу, приготовленную Атилией; мы живем в комнатах, за порядком в которых она следит сама, и носим одежду, которую моя жена шьет из сотканной ею ткани.
— Так вот почему ты такой голый! Наверное, она большая труженица!
— Атилия ведет примерный образ жизни, — повторил Катон. — Я никогда не допущу, чтобы детей отдавали под присмотр слуг или нянек, поэтому Атилия лично отвечает за трехлетнюю дочь и годовалого сына.
— Я же сказала, что она трудяга. Ты ведь можешь позволить себе иметь много слуг, Катон, и она знает это. Вместо этого ты зажал свой кошелек и сделал из жены служанку. Она не поблагодарит тебя за это. — Тяжелые белые веки приподнялись, Сервилия с иронией оглядела сводного брата с головы до ног. — Настанет трудный для тебя день, Катон. Когда-нибудь ты можешь прийти домой слишком рано и обнаружить, что твоя жена ищет утешения у кого-то другого. И кто упрекнет ее за это? Тебе так пойдут рога!
Но на сей раз укол прошел мимо цели. У Катона был самодовольный вид.
— О, об этом не может быть и речи, — уверенно сказал он. — Сейчас, когда цены так взвинчены, я не могу платить за раба дороже, чем стоил самый дорогой прислужник во времена моего прадеда, но уверяю тебя: я выбираю людей, которые меня боятся. Я скрупулезно справедлив. Ни один мой слуга, оправдывающий заплаченную за него сумму, не страдает! Но при этом каждый слуга принадлежит лично мне, и любой раб моего дома знает это.
— Полная идиллия в домашнем хозяйстве, — улыбнулась Сервилия. — Не забыть бы рассказать Эмилии Лепиде, как много она потеряла. — Она с недовольным видом двинула плечом. — Уходи, Катон, пожалуйста! Ты получишь Брута только через мой труп. У нас разные отцы — и я благодарю богов за эту милость! — но характеры одинаково твердые. И я, Катон, намного умнее тебя. — Она издала звук, похожий на мурлыканье кошки. — Вообще я намного умнее любого из моих сводных братьев.
Этот третий удар пронзил его до глубины души. Катон весь напрягся. Его красивые руки сжались в кулаки.
— Я могу вынести твою злобу, когда она направлена на меня, Сервилия, но только не в тех случаях, когда твоя цель — Цепион! — рявкнул он. — Это незаслуженное оскорбление! Цепион — твой родной брат! Я бы очень хотел, чтобы он был моим родным братом! Я люблю его больше, чем кого-либо в мире! И я не стерплю такого оскорбления, особенно от тебя!