— Жаль, что вы не ладите друг с другом, Цезарь. Во многих отношениях вы как близнецы.
Пораженный, Цезарь уставился на сводного брата матери. Он почти никогда не замечал фамильного сходства между Аврелией и любым из ее троих сводных братьев, но это сухое замечание Марка Котты могло бы принадлежать Аврелии! Ее образ он увидел и в больших серо-фиолетовых глазах Марка Котты. Пора уходить, если дядя Марк превращается в мать. Кроме того, у него назначена встреча с Сервилией.
Но и это свидание тоже радости не принесло.
Обычно в тех случаях, когда Сервилия приходила раньше, она всегда была уже раздета и ждала его в постели. Но не сегодня. Сегодня она, полностью одетая, сидела в кресле в его кабинете.
— Мне нужно кое-что обсудить с тобой, — объявила она.
— Неприятность? — спросил он, садясь напротив нее.
— Самая серьезная и, если подумать, неизбежная. Я беременна.
В его холодном взгляде появилось непонятное выражение.
— Понимаю, — проговорил Цезарь и пристально посмотрел на нее. — Это затруднение?
— Во многих отношениях. — Она облизала губы — верный признак нервозности, необычной для нее. — Как ты относишься к этому?
Он пожал плечами.
— Ты замужем, Сервилия. Значит, это твоя проблема, не так ли?
— Да. Но что, если это будет мальчик? У тебя нет сына.
— А ты уверена, что это мой ребенок? — быстро парировал он.
— В этом не может быть сомнения, — решительно ответила она. — Я уже два года не сплю в одной постели с Силаном.
— И в этом случае проблема остается твоей. Ради мальчика я бы рискнул, но я не могу признать его своим, если ты не разведешься с Силаном и не выйдешь за меня до его рождения. А если мальчик родится, пока ты будешь замужем за Силаном, сын — его.
— И ты готов рискнуть? — спросила она.
Он не колебался:
— Нет. Моя удача подсказывает мне, что это будет девочка.
— Не знаю. Я не предполагала, что такое произойдет, поэтому не концентрировалась на том, кем должен родиться этот ребенок — девочкой или мальчиком. Теперь все решится само собой.
Цезарь держался невозмутимо, а Сервилия вела себя так же, как обычно. Он с восхищением отметил это. Женщина держала себя под контролем.
— В таком случае самое лучшее, что ты можешь сделать, Сервилия, — это как можно быстрее заманить Силана в свою постель. Надеюсь, вчера ты так и поступила?
Она медленно покачала головой.
— Боюсь, об этом не может быть и речи. Силан — не мужчина. Мы перестали спать вместе не по моей вине, уверяю тебя. Он — импотент, и это обстоятельство приводит его в отчаяние.
Это известие вызвало у Цезаря реакцию: стиснув зубы, он со свистом выдохнул.
— Значит, твой секрет скоро перестанет быть секретом, — констатировал он.
Следует отдать ей должное, она не рассердилась, встретив в любовнике подобное отношение. Сервилия не назвала Цезаря эгоистом, равнодушным к ее положению. Во многих отношениях они были похожи, чем, может быть, объясняется тот факт, что Цезарь не мог полюбить ее. В постели сошлись два рассудочных человека, всегда подчиняющие сердце холодной голове.
— Не обязательно, — сказала она и улыбнулась. — Я увижу Силана сегодня, когда он придет домой с Форума. Может так получиться, что я все же смогу сохранить мою тайну.
— Да, так будет лучше, особенно если учесть, что наши дети помолвлены. Я не отказываюсь отвечать за свои действия, но меня беспокоит мысль о том, что о нашей связи пойдут обычные слухи и это причинит боль Юлии или Бруту. — Цезарь наклонился, взял ее руку, поцеловал и улыбнулся, глядя ей в глаза. — Ведь это не обычная связь, не так ли?
— Ты прав, — ответила Сервилия. — Все, что угодно, только не обычная. — Она снова облизала губы. — Срок еще совсем маленький, так что до мая или июня мы можем продолжать. Если ты хочешь.
— О да, — сказал Цезарь. — Я хочу этого.
— Потом, боюсь, мы не сможем встречаться месяцев семь-восемь.
— Мне будет этого не хватать. И тебе тоже.
На этот раз она взяла его руку, но не поцеловала, а просто держала, улыбаясь ему.
— В эти семь-восемь месяцев ты можешь сделать мне одолжение, Цезарь.
— Какое?
— Соблазни жену Катона Атилию.
Он расхохотался.
— Занять меня женщиной, у которой нет шанса заменить тебя, да? Очень умно!
— Это правда. Я умная. Окажи мне услугу, пожалуйста. Соблазни Атилию!
Хмурясь, Цезарь стал обдумывать эту идею.
— Катон не стоит этого, Сервилия. Что он собой представляет в свои двадцать шесть лет? Я согласен, в будущем он может оказаться занозой у меня в боку, но я лучше подожду, пока он ею станет.
— Для меня, Цезарь, для меня! Пожалуйста! Ну пожалуйста!
— Ты так его ненавидишь?
— Достаточно, чтобы хотеть увидеть его разбитым на мелкие кусочки, — процедила Сервилия сквозь зубы. — Катон не заслуживает политической карьеры.
— Если я соблазню Атилию, это не помешает его карьере, как ты хорошо знаешь. Однако если это так много для тебя значит, я согласен.
— О, замечательно! Благодарю тебя! — весело воскликнула она. Затем новая мысль пришла ей на ум: — А почему ты так и не соблазнил жену Бибула, Домицию? Уж ему-то ты с удовольствием наставил бы рога, он — уже опасный враг. Кроме того, его жена Домиция — кузина мужа моей сводной сестры Порции. Это также не понравится Катону.
— Я думаю, во мне есть что-то от хищной птицы. Предвкушение обольщения Домиции так велико, что я все время откладываю это событие.
— Катон намного важнее для меня.
«Хищная птица, вот как? — думала она про себя, возвращаясь на Палатин. — Он, конечно, может считать себя орлом, но его поведение по отношению к жене Бибула — простая хитрость».
Беременность и дети были привычной частью жизни, и, за исключением Брута, Сервилия воспринимала их как нечто, что необходимо перенести с минимальными неудобствами. Брут — другое дело. Сын принадлежал только ей. Сервилия сама кормила его, сама меняла пеленки, купала его, играла с ним, развлекала. Ее отношение к двум дочерям было совсем иным. Сразу после рождения мать отдала их няням и почти забыла о них, пока они не подросли. Тогда Сервилия позаботилась дать им строгое воспитание, достойное римлянок. Но воспитывала она девочек без всякого интереса, без любви. Когда дочерям исполнялось шесть лет, она отдавала их в школу Марка Антония Гнифона, потому что Аврелия рекомендовала ее как наиболее подходящую для девочек. И у Сервилии не возникало причин жалеть об этом решении.
А теперь, по прошествии семи лет, у нее будет дитя любви, результат страсти, которая управляла ее жизнью. Ее чувство к Гаю Юлию Цезарю было таким интенсивным и мощным, что могло бы соответствовать большой любви. Но главным препятствием этому чувству был он сам — его нежелание находиться во власти эмоций, возникающих в личных отношениях любого рода. С самого начала эта инстинктивная догадка спасла ее от ошибок, которые обычно совершают женщины, — от испытания его чувств до ожидания верности и открытого проявления интереса к чему-либо помимо того, что происходило между ними в скромной субурской квартире.
Поэтому, отправляясь к Цезарю, чтобы сообщить свою новость, Сервилия не ожидала, что известие о ребенке вызовет у него радость или пробудит в нем собственнические чувства. И она оказалась права, не позволяя себе надеяться на что-то. Новость не обрадовала Цезаря, но и не огорчила его. Как он сказал, это касалось только ее, а к нему не имело никакого отношения. Неужели она где-то глубоко-глубоко в душе лелеяла отчаянную надежду на то, что Цезарь захочет признать ребенка своим? Нет, Сервилия так не думала и домой шла не разочарованная и вовсе не подавленная. Так как у Цезаря не было жены, предстояло бы расторгнуть только один союз — ее с Силаном. Но стоит вспомнить, как Рим проклял Суллу за его скоропалительный развод с Элией! Сулле тогда было все равно, раз предмет его давней страсти, молодая жена Скавра, стала вдовой и теперь была свободна. И Цезарю было бы все равно. Разве что Цезарь обладал понятием о чести, которое отсутствовало у Суллы. О, это не особо благородное понятие о чести. Оно слишком связано с его собственным представлением о себе. Цезарь определил для себя манеру держаться, которая включала в себя каждый аспект его жизни. Он не подкупал присяжных, он не вымогал в провинциях, он не был ханжой. Все это — не более и не менее чем гарантия того, что Цезарь сделает все лучшим образом: он не будет прибегать к методам, облегчающим его путь в политике. Его уверенность в себе нерушима. Он ни на мгновение не сомневался в своей способности попасть туда, куда хочет. Но признать ребенка Сервилии своим, попросить ее развестись с Силаном, чтобы жениться на ней? Нет, он даже думать об этом не захочет. И Сервилия точно знала почему. Просто потому, что это продемонстрирует другим патрициям на Форуме, что Цезарь находится в подчинении у человека ниже себя — у женщины.