У художников была еще одна традиция: после открытия все шли на ужин, на котором виновника торжества либо поздравляли, либо утешали, в зависимости от того, как публика приняла его творчество. Тем вечером Ли, Джексон, Грейс, Гарри, Билл, Элен, Милтон и еще трое художников, которых Элен привела для развешивания картин, отправились в японский ресторан на 29-ю улицу[119]. Компания еще толком не знала, как большой мир отреагирует на новые полотна Джексона, но свое мнение они уже составили: это было великолепно и непонятно, а значит, здорово и очень интересно. Джексон с Ли скоро ушли домой к Грейс – спать, но остальные продолжили кутеж, переместившись по освещенной фонарями дорожке Вашингтон-сквера в таверну «Минетта» на улице Макдугал, где пили и болтали до рассвета. Шесть дней назад доктор строго-настрого запретил Гарри алкоголь и вообще посоветовал обратиться к неврологу[120]. Парень страдал эпилепсией из-за черепно-мозговой травмы, полученной во время войны; в 1947 году после сильнейшего приступа он даже лежал в психиатрической клинике[121]. Однако Гарри не счел нужным рассказать о своих проблемах со здоровьем Грейс[122]. Он был, по сути, бомбой замедленного действия, но упорно скрывал и игнорировал этот факт.
Вечеринка по случаю открытия выставки Поллока в конечном итоге оказалась событием праздничным. О вернисаже написали многие уважаемые издания, в том числе New York Times, Art Digest и New York World-Telegram. Элен в ArtNews уделила ей больше внимания, чем в обычной рецензии[123]. И комментарии в целом были положительными. Открыто враждебно высказалась только Эмили Дженауэр из World-Telegram. Она написала, что картины Поллока «так похожи на копну спутанных волос, что она с трудом сдерживала желание их причесать»[124]. Впрочем, это замечание было сведено к нулю хвалебной статьей Клема в The Nation. Гринберг, в частности, написал, что новых работ Поллока «более чем достаточно для доказательства, что он является одним из важнейших художников нашего времени»[125]. И даже если такой оценки критиков недостаточно, то факт, что Джексон уверенно идет к великому признанию, безусловно, подтверждался продажами: девять из выставленных работ были проданы, причем две – в очень важные коллекции. Одну купил Музей современного искусства, а вторую – Альфонсо Оссорио, художник и наследник солидного состояния. На вырученные средства Ли с Джексоном наконец-то провели отопление и горячую воду в своем доме в Спрингсе[126].
В том году, глядя на новые произведения нью-йоркских художников, многие люди кроме вопроса «Что это?» стали задавать еще один: «Кто автор?»[127]. И больше других американских авангардистов прессу заинтересовал Джексон Поллок. Седьмого февраля 1949 года журнал Time опубликовал фото его новой картины, а самого художника назвал «объектом поклонения высоколобых интеллектуалов, считающих его “самым мощным художником Америки”»[128]. Примерно через неделю после публикации в Time журнал Life попросил у Джексона разрешения отправить к нему фотографа для съемок в мастерской рядом с огромной, почти шестиметровой картиной «Лето». У Life тогда был самый большой журнальный тираж в США – более пяти миллионов экземпляров. «Мы тогда долго думали о “шансе” опубликовать статью о Поллоке в Life, – рассказывала Ли, – обсуждали все преимущества и недостатки этого решения»[129]. Джексон был человеком чрезвычайно ранимым и болезненно чувствительным, не говоря уже о том, что он был тогда в завязке. И вообще не привык к вниманию СМИ. А вот Ли эта перспектива очень взволновала. Она понимала, как это может изменить их жизнь. Статья в Life могла в одночасье решить материальные проблемы, с которыми они боролись с того момента, как Джексон, не спросив никого, решил, что жить они будут за счет продажи его картин. Ли никогда не корила мужа за это решение и не обвиняла в нереальной оценке своих возможностей, даже когда они замерзали зимой в холодном доме. Но когда им представился шанс жить хотя бы с минимальной степенью комфорта (если известность поможет продавать картины), Ли очень хотелось его не упустить. Кроме того, она свято верила, что Поллок заслужил почет и признание. В этом она пошла даже дальше Клема. Она считала, что Джексон не просто один из лучших художников Америки, а самый лучший. Иными словами, Ли долго уговаривала Джексона сфотографироваться для журнала, и он в итоге согласился, о чем довольно скоро пожалел[130].
119
Harry A. Jackson Journals, January 24, 1949, courtesy of the Harry A. Jackson Trust, 17. Гарри описывал трех компаньонов Элен в своем дневнике как «сутенеров», после чего следовали такие комментарии: «она дерьмо» и «Билл должен ее убить».
120
Harry A. Jackson Journals, January 24, 1949, courtesy of the Harry A. Jackson Trust, 17; Harry Jackson Journals, courtesy of the Harry A. Jackson Trust, January 18, 1949, 15.
121
Matthew Jackson, president of Harry Jackson Studios, e-mail to author, October 17, 2013; Curtis,
123
“Reviews”,
126
Solomon,
129
Solomon,