Однако даже сами распространители подобного тезиса оговаривались: «девьственным таковым аще мощно быти», напоминая, что «честен бо брак и ложе нескверно», и ссылались при этом на Священное писание («не токмо не скверно, ино честно ложе»)[238]. Исходя из тех же христианских представлений о нравственности, церковники осуждали второй и третий браки, заключенные даже в случае смерти одного из супругов: «Второй брак начало бывает рати и крамоле. Муж бо, за трапезою седя, первую жену вспомянув, прослезится, вторая же взъярится…»[239] (Какая великолепная бытовая зарисовка, свидетельствующая о чувстве глубокой супружеской любви!)
Черпая обоснование подобных моральных норм в творениях отцов церкви, церковники призывали сохранять верность супругу даже в случае аморальных проступков с его стороны («да спасеши ей и себе…»[240]).
Расхождение между проповедью христианского аскетизма вплоть до целибата и признанием святости супружеских уз отражало противоречивость церковной идеологии периода становления и эволюции феодальной формации. Теологам было необходимо, с одной стороны, утверждать идею бренности земного бытия, бессилия человеческой личности («а се грех, еже уповать на ся или иного кого разве бога», «ничтож от человек бысть»[241]), ас другой — подчеркивать значение «земных» дел, в том числе в семейной жизни основной женской роли — рождения «чад», но при подчинении их «главным» ценностям: любви к богу, самоотречению во имя его и т. д.[242] Неполноценность женщины выводилась уже из известного библейского сюжета («от мужа взята еси и тът тобою да обладает…»[243]). Власть мужа над женой трактовалась церковниками как закон, соответствующий иерархичности построения сословного государства: «женам глава муж, мужу — князь, а князю — бог». Назидательно-моралистическая литература, облекаясь в одежды то художественного вымысла, то риторики или поучения, то притчи, создавала идейную основу семейной иерархии. «Жене старейшиною быти не даст вещей закон», — читаем в «Пчеле» XIV в.[244] Женщина в идеальной супружеской чете, рисуемой церковниками, неизменно была «покоривой», «тихой», «смиренной», «безмолвной»[245]. Поучения церковников в этой области были направлены как к женщинам («не супротивляйтеся, жены, мужем своим, но во всем покоряйтеся им, и повинуйтеся, жены, мужии воли»), так и к их супругам («не дай на тя жене глаголити и не попусти ей воли на силу твою наступати»). Важно было не только утвердить в сознании средневекового «мужа» образ идеальной, послушной жены, но и устрашить его обратным примером — тому «наипоследняя хула», «аще кто есть женою обладаем»; «бывают те мужи мягци, безъстудны, бесмыслени, несвободни, раболични, простореци»[246].
В реальной действительности вопрос о «семейной власти» часто решался иначе. Летописцы отметили случаи, когда в княжеской семье жена «владяще мужем». Да и в самой учительной литературе отмечалось, что ситуация, когда мужи «градами владеющи, а женам работающи», была нередкой[247]. Однако, требуя устранения главенства женщины в брачном союзе, церковники вовсе не отрицали возможности любви и взаимопонимания между супругами[248], хотя под браком чаще всего понимался союз чисто платонический[249]. Отказ от генитальных отношений в браке (жить, «плотногодия не творяху») почитался «святым делом», но отступление от этого аскетического принципа не только допускалось, но даже считалось в порядке вещей («в своей бо жене нет греха»). В Изборнике Святослава 1076 г., в Послании Климента Смолятича (XII в.) «плотская» любовь не объявляется греховной, ибо «всяко бо, иде же бог, то несть греха», а сын божий родился от женщины[250].
Но основное внимание церковников обращалось, конечно, к духовной стороне брачного союза. В любовь между супругами церковники стремились внести рациональный смысл, связывая ее с любовью к богу. В проповеди праведной и согласной жизни наблюдается та же иерархия идеалов, что и в проповеди целомудрия: супружеская любовь — любовь к ближнему — любовь к богу, поскольку сам «бог любы есть»[251]. «Истинная любовь есть и богоугодная», — свидетельствовалось в «Измарагде» XIV в., хотя там имеется и осуждение любви «телесныя», «си есть нечиста и ненавистна богу»[252]. Факты совместного пострижения мужа и жены в монашество, неоднократно отмечавшиеся русскими летописями[253], хорошо согласовывались с обеими сторонами православной концепции: супружеской любовью и готовностью к самоотречению во имя божественных идеалов.
238
РИБ. Т. VI (1). С. 70; (32). С. 259; МДРПД. VII (а). Ст. 4. С. 45. Следует учесть и норму русского брачного права (неизвестную в Византии), по которой безбрачие светской девушки наказывалось штрафом (см.:
239
РО ГПБ, F. п. 1, № 44, л. 133 об., 187 об. Ср.: РИБ. Т. VI. № 73. С. 595; МДРПД. VII (б). Ст. 21. С. 49.
241
МДРПД. VII (а). Ст. 4. С. 45; Маргарит. XV в. // О ГПБ, Кир. — Бел. 112 / 237, л. 5; Требник XV–XVI вв. // РО БАН, Усп. 59, л. 78 об.
244
Пролог XIV–XV вв. // ЦГАДА, ф. 381, № 171, л. 195; «Измарагд» XV в. // РО БАН, 13.27, л. 81; «Пчела» XIV–XV вв. // РО ГПБ, F. п. 1, № 44, л. 10 об.
245
«Меючи жену законную… первее страха божия научи себе послушанию» (П-1. Ст. 98. С. 21. Ср.: Послание Есифа к детем и братии (XI–XV вв.) //
246
ПДРЦУЛ. Вып. IV. № 60. С. 119; «Измарагд» XV в. // РО БАН, 13.2.7, л. 83 об., 86; «Пчела» XIV в. // ЦГАДА, ф. 181, № 970 / 820, л. 120; № 370 / 820, л. 121 об.; П-1. Ст. 98. С. 21; РО ГПБ, F. п. 1, № 44, л. 134.
247
ПСРЛ. Т. П. С. 265 (под 6533 г.), 296 (под 6648 г.); Отрывок поучения Ефрема Сирина XI в. // РО БАН, 24.4.20 (Срезнев. 67), л. 3 об.
248
ПВЛ. Ч. I. С. 158 (под 1096 г.). См.:
249
«…господь бог рече: яды мою плоть и пия мою кровь во мне пребывает. Да как тело Христово в себе имуще, сласти тела прилепляти?» — вопрошал автор одного из покаяний XIV в. (МДРПД. XIII (а). Ст. 12. С. 82).
250
Житие Дмитрия Донского (XV в.) // ПСРЛ. Т. IV. М., 1925. С. 352; МДРПД. I (7). Ст. И–21. С. 7; Изборник 1076 г. М., 1965. С 176.
251
МДРПД. XLII. Ст. 78. С. 205; XLV. Ст. 135. С. 14. Ср.: «Прьваа любы есть, еже бога любит всем сердцем, потом же ближнего…» (Поучение митрополита Климента Смолятича о любви //
252
«Измарагд» XIV в. «Слово о любви» цит. по:
253
ПСРЛ. Т. II. С. 150–152, 326 и др. (о жене смоленского князя Давыда Ростиславича); Т. I. С. 176, 192 (о жене суздальского князя Всеволода Юрьевича, «родом ясыне», создавшей монастырь). П-1. Ст. 94. С. 20; РО ГПБ, Р. п. 1, № 44, л. 12 об.