Выбрать главу

Вот тогда можно начинать новый день. Без страха, что он превратится в испытание на прочность. В том числе, памяти. Надо только немного подождать. Все эти приступы воспоминаний, навеянных ночью, всегда проходят, если не разрешать себе в них погружаться. Если не подпускать их близко. Держать на расстоянии.

К счастью, такое случается все реже. Все реже я просыпаюсь с быстро бьющимся сердцем. Мне не снится ничего плохого. Впрочем, как и ничего конкретного. Штрихи. Наброски. Мгновения из прошлого. Но с привкусом чего-то очень нежного и приятного. Безмятежности или блаженства. Наверное, именно поэтому утром так остро ощущается чувство потери. Настолько остро, что приходиться запивать его горьким кофе. И вновь убеждать себя, что все уже давно прошло.

В конце концов, я научилась и этому. У меня были сотни ночей для оттачивания данного искусства. И сотни способов. Чтобы в результате утром испытывать лишь легкое разочарование.

Закрываю глаза и перевожу дыхание. Замираю так на несколько секунд, а потом быстро допиваю кофе и отправляюсь в душ. Через час не остается ни одной ненужной мысли.

Дальше по плану платье из тонкой шерсти цвета слоновой кости. Изящная нить жемчуга. Высокие сапоги и сумка в тон. Бледно-розовая помада оттенка «лиловый шелк». Легкий запах «Amarige». Уверенный взгляд на свое отражение в зеркале и довольная улыбка навстречу новому дню.

***

Он приглашает меня в ресторан. Хороший дорогой ресторан с прекрасным панорамным видом на город. Внимательным персоналом. И изысканной кухней. Я не видела его уже несколько месяцев. И ничего о нем не слышала.

Так что ради этого приглашения, отменяю все дела. Встречи. Съемки.

Он присылает за мной машину. Представительского класса. В его жестах все так же чувствуется безукоризненная сдержанность и учтивость. А также предусмотрительность и внимательность. Даже самые мелкие детали не ускользают от него. Я так и не научилась водить, предпочитая пользоваться такси. Он об этом помнит и делает все, чтобы не доставлять никаких неудобств.

Если откровенно, он мне ничего не должен. Тем более, запоминать мои прихоти.

Он встречает меня за столиком, поднимается при моем появлении, целует руку. Несколько секунд внимательно меня рассматривает, а потом порывисто обнимает и треплет по спине.

– Прекрасно выглядишь.

И это все. После столь продолжительного молчания.

Я говорю:

– Спасибо.

И присаживаюсь за уютный столик в отдалении от основного зала. Здесь тихо и в меру интимно. То, что надо для встречи. Официант приносит карту вин и меню. Выбираю «Монтраше», и пока нам разливают его по бокалам, расправляю на коленях льняную салфетку.

Улыбаюсь, закидываю ногу на ногу и прикуриваю.

– Так и не бросила? – усмехается он, делая глоток вина. – А я ведь тебя предупреждал, что курение плохо отразится на твоей карьере. Как работа?

Сквозь улыбку и сигаретный дым, протягиваю:

– Думаю, что все хорошо. Но не мне же тебе об этом рассказывать.

В ответ сдержанный кивок и короткая усмешка.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Ну да. Все хорошо. Правда.

Дело не в том, что нам не о чем говорить. Просто есть темы, поговорить на которые очень хочется. А никак. Они все под негласным запретом. И труднее всего их не касаться.

Он делает заказ и якобы безразлично интересуется.

– Как здоровье?

Я в тон ему отвечаю. Тоже якобы безразлично. И без охоты.

– Чудно, Олежек, чудно. Не жалуюсь.

В последнее время. Мы оба об этом знаем. Но он имеет право спросить. А я ответить ничего не значащей фразой. Мы вроде бы находим компромисс. Не вдаваться в подробности. Не углубляться. Все в прошлом. И Олег легко переходит на другое. Значит уверен. Значит, не сомневается. Иначе от него было бы не так-то просто отделаться.

Мои проблемы и слабости ему не близки. Но он в курсе каждого моего дня за последний год. С того самого момента как мы подписали договор о сотрудничестве. Или даже раньше. С того самого первого звонка, непозволительно раннего. И моего согласия на его предложение. Работа в Европе? Да, хоть в Китае. Он тогда спросил «Скучать не будешь? Это не пара месяцев вдали от дома». Я ответила, что нет, у меня все равно нет дома. Такая позиция ему тоже была не близка. Или, вернее, непонятна. Он промолчал. Я тоже.

Правда, моя уверенность в своем безразличии была наигранной. Я это поняла первым же тихим вечером в одиночестве. Было невозможно сидеть в четырех стенах. Где угодно, лишь бы не на перекрестном допросе своих мыслей. Оставаться с собой наедине – вот, что представлялось мне самым страшным. Приходилось это исправлять.