Всего лишь через несколько часов я буду на другом конце земли. И даже не знаю на каком именно. В другой стране. В неизвестном городе. Мне и в голову не приходит уточнить пункт своего назначения. Да хотя бы просто его прочитать на билете. Как-то не до этого.
Несколько часов перелета в неизвестном направлении. Чтобы встретиться с тем, кто никогда не покидал моих мыслей.
Как оказалось. А сначала казалось, что я следую по другому сценарию.
В котором нет безумных шагов. Безумных поступков. И абсолютно безумных мыслей.
Я верю. Мы верим. Все верят.
Боже, какая невыносимая лажа. Будь все так легко, не стояла бы сейчас перед стойкой регистрации, судорожно сжимая в ладонях паспорт. Так крепко, словно это выигрышный лотерейный билет на миллиард рублей. Или еще что-нибудь в этом духе.
Впрочем, мне много не надо. Только возможность.
Оказаться. Снова. Рядом.
Я никогда не думала, что это будет так страшно. Так крепко. Так навсегда.
Я самонадеянно верила, что все прошло. Все закончилось. Испарилось это желание за одно его слово послать всех на хрен.
Я верила, что уже не больно. Больно.
Я верила, что смогу нормально жить. Без него. Не могу.
Я верила, что уж теперь-то у меня хватит гордости достойно ему отказать. Не хватает.
Отдаю паспорт и долго, не моргая смотрю, как мое имя заносят в компьютер. Забираю посадочный талон и прохожу в зал ожидания.
Последний год в таком же зале. Может, чуть более комфортном. Но все равно в ожидании. Может быть, в кровати, но на деле, на жестком сиденье. Был бы повод – сорваться. И плюнуть на всех. Чтобы снова забилось сердце. Дать ему шанс. Не только поддерживать жизнь. Все эти гребаные, никому ненужные процессы. Это и годом-то назвать сложно – какой-то бесконечный, бескрайний, безбрежный поток пустого времени без дат.
Всего через несколько часов… Очень сложно заставить себя перестать фантазировать на заданную тему. Почти нереально. Ощущения такие, что весь этот год ты провела в монашеской келье под строгим запретом на любые земные желания.
Всего через несколько часов. От нетерпения перехватывает дыхание. Сводит судорогой. Так что невозможно дышать. Складываю руки в замок и прижимаю ко рту. Закрываю глаза. Знакомая поза – смирения. Повиновения. Пристрастия.
Объявляют посадку. А я бегу в туалет. И там уже набираю горсть холодной воды и тщательно умываю пылающее лицо. Не помогает. Вдруг появляются мысли – о макияже, покрасневших глазах, о растрепанной прическе, о недостаточно сексуальном нижнем белье.
И только потом. Так некстати. Так не вовремя. Так не к месту.
То самое, о чем бы не хотелось вспоминать. Никогда.
Вот оно утро. Молочные лучи солнца играют бликами в начищенных стеклах. Тишина. А затем слова. Слова похуже камней. От них нельзя увернуться. От них нельзя спрятаться. И бьют они по самому больному. Вот гладкий паркет. Который ощущаешь сначала коленями. Потом ладонями. И собственная попытка защититься. Слабое «Пожалуйста». Почти мертвое. Забитое. Вот он соленый вкус слез на языке.
Соленый вкус. Соленый вкус. Соленый вкус.
Еще целую неделю. Постоянно на губах. Так, что можно текилу пить без лимона.
Никому бы это не понравилось.
Я сижу в туалете ровно столько, пока не слышу среди опоздавших пассажиров свое имя. И все равно не двигаюсь в сторону выхода. А вытягиваю из диспенсера бумажное полотенце и тщательно вытираю им лицо. Выбрасываю его в мусорное ведро, а потом беру свою сумку и переворачиваю ее вверх дном над раковиной. Так, что все дерьмо, которое у меня там хранится, с гулким треском бьется о белоснежный фарфор. И складывается в художественную разноцветную груду продуктов косметической промышленности.
Когда диспетчер объявляет, что посадка окончена, я заканчиваю с макияжем. Закручиваю помаду и пару раз сжимаю губы, чтобы равномерно распределился цвет. Приглаживаю волосы и одергиваю юбку.
Оказывается, ничего я не могу. И простить не могу и забыть тоже. За те дни, за те слезы. За те сны и ту бессонницу. За свои слова и за свое почти остановившееся сердце. ЗА каждую минуту, проведенную в полуобморочном состоянии. За неуверенность, обиду и злость. За отсутствие будущего.
На стойке регистрации, спрашиваю, когда будет следующий рейс на самолет, который только что улетел. Девушка, работник авиакомпании, бросает на меня короткий взгляд. В нем то ли удивление, то ли раздражение. А может быть, просто вселенская усталость. Прежде чем ответить, она вновь поднимает на меня свои ясные голубые глаза и долго смотрит. Словно решает, стоит ли выдавать данную информацию.
– Завтра днем. Хотите забронировать билет?
Я хочу покрутить пальцем у виска. Себе. И про себя. Против нее я совершенно ничего не имею.