Бестактно прервав его, прошу выяснить, что случилось с такси. И почему его до сих пор нет. Обо всем остальном позже. Я буду на связи, я буду внимательно слушать и исполнять все в точности, как он скажет. Но сейчас я хочу оказаться дома. Хотя бы на час. И не надо пока трепать мой мозг.
Я не жду никаких перемен в течение этого дня. Я не жду, что минуты вдруг совершат безумный кувырок и вдруг растворятся у меня под ногами. Я не жду Романова. Я ничего не жду. Но когда его рука ложится мне на шею и крепко сжимает, вздрагиваю. Все происходит так, словно он случайно проходил мимо. И так же случайно по ходу движения прихватил меня.
– Идем, – вот и все, что я слышу. И по инерции следую за ним. На выход. Быстрый поцелуй в висок, и мои волосы в его пальцах. Настолько сильно стиснутые, что становится больно.
– Еще раз так сделаешь, и я подстригусь.
Романов усмехается и открывает передо мной дверь.
– Только попробуй.
В следующий раз я встречаю его с короткой стрижкой.
Это может быть один день, или один вечер. Иногда это затягивается на целый уик-энд. Иногда он приезжает раз в неделю, а иногда отсутствует по месяцу. Я никогда не знаю, когда снова увижу его. Он никогда не говорит ничего конкретного. Мы так и зависаем в этой неопределенности, с твердой уверенностью, что каждый раз может быть последним. Наверное, от этого я никак не могу им надышаться. Никак не могу привыкнуть к его неожиданным приездам. К его коротким фразам и к отсутствию каких-либо обещаний.
И мне все равно, где мы находимся. В машине, в ресторане, в гостинице или в театре на какой-нибудь сумасшедшей премьере. Самые невинные прикосновения заканчиваются неконтролируемым диким желанием. Друг друга. Только сейчас. Прямо сейчас. И именно здесь. Без вариантов.
Ему просто на все плевать. Что про него думают и что о нем скажут. Одна его фраза может перечеркнуть все мои планы. Тихо брошенная фраза в любой, даже самой не подходящей ситуации. «Хочу тебя», и больше ничего не остается.
Расстаемся мы молча. Без слов. Я делаю вид, что мне легко это дается. Он делает вид, что у меня это получается. А потом наступают долгие минуты ожидания, к которому так нелегко привыкнуть. Он никак не напоминает о себе, как будто исчезает из моей жизни. Навсегда. Не звонит, не пишет. Однажды посыльный приносит мне небольшую коробку. Когда я ее открываю, то нахожу комплект изумительного нижнего белья. И короткую записку.
«Завтра вечером я сниму это с тебя. Очень медленно».
До этого я не видела его месяц. Тридцать гребаных дней. И уже думала, что не увижу.
Мои дни забиты съемками в режиме нон-стоп. Чтобы оставалось как можно меньше времени на выдающие отчаяние мысли. Я впихиваю свою жизнь в жесткий график, чтобы ни одной свободной минуты. Ни одной возможности задуматься. О том, как тяжело. Как не хватает. Как до тихого воя недостаточно.
Я бы не решилась ему об этом сказать. Все дело было в двух бокалах вина. И, может быть, в наступающем Рождестве. Слетел какой-то предохранитель, отвечающий за мое молчание.
Я говорю это, отведя в сторону взгляд. Потому что глаза неприятно жжет. Потому что знаю, что завтра он улетит. Снова. Ранним утром, когда я буду еще спать. И, как всегда я не проснусь, а он не разбудит. Он всегда уходит очень тихо. Оставляя лишь слабое напоминание о своем присутствии. Недопитая чашка кофе, пачка сигарет, исписанный неровным почерком лист бумаги. Вот и все. Мне и в голову не приходит, что прежде чем закрыть за собой дверь, он долго рядом со мной сидит. Что прежде чем уйти, он непременно касается губами моей скулы и осторожно убирает волосы со лба. Я не заставала таких моментов. Иначе обязательно поцеловала бы его руки. За эти прикосновения.
Я говорю почти шепотом, а сама смотрю в плотную темноту ночи за окном.
– Мне так тебя мало. Господи, ты даже не представляешь насколько.
Не в упрек. И не в претензию. Просто иногда невыносимо. И мучительно тяжело. Знать. Что впереди бесконечная череда дней без него, которую надо преодолеть. Перешагнуть. Как-то пережить.
Он берет меня за подбородок и поворачивает лицом к себе. Вытирает слезы.
– Аня, не надо.
И больше никаких разговоров. Никаких обсуждений. Ни о том, что происходит у него, ни о том, происходит ли что-то вообще. Никаких подробностей о той его части жизни, что меня не касается. Он не делится проблемами, хотя иногда появляется уставший и вымотанный. Не выспавшийся, после многочасового перелета, с темными кругами под глазами и запавшими скулами. Иногда приезды ко мне даются ему слишком тяжело. Но в нем чересчур много злого упрямства. А еще четкого следования своему слову. Однажды приняв решение, он едва ли от него откажется. Чего бы это ему не стоило.