Как же выглядит «торжество победителей»? Запись от 26 октября 1917 года: «Давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец, добрались до винного погреба… Нет, слишком стыдно писать… Но надо все знать: женский батальон, израненный, затащили в Павловские казармы и там поголовно изнасиловали»[70].
Женщина может защищать родину по-разному. Участвовать в политике, растить сыновей, воспитывая в них чувство долга, фиксировать происходящее и даже воевать. Женский батальон, о котором вскользь упомянула Зинаида Николаевна, – событие феноменальное в русской истории. Мария Леонтьевна Бочкарёва в своем бессознательном хранила в себе русские былинные архетипы. Она прожила тяжелую и короткую жизнь и была расстреляна в 1921 году в возрасте 30 лет. Жила и умерла как воин.
Прапорщик Мария Леонтьевна Бочкарёва организовала «Первую женскую военную команду смерти». Родилась в 1889 году, сложная личная жизнь вынудила ее с началом Первой мировой войны уйти в армию, где она участвовала в боях, была ранена, за боевые подвиги не раз награждалась Георгиевским крестом.
Почему женское формирование называли «батальоном смерти»? Его атрибутом являлись черные погоны с красной полосой и эмблема в виде черепа и двух скрещенных костей, символизировавших «нежелание жить, если погибнет Россия». Женщина, несущая смерть. Одной из задач «женского батальона смерти» было «устыдить солдат», требовавших окончания империалистической войны, и заставить их воевать до «победного конца».
«Доброволицей» батальона могла стать женщина в возрасте от 16 до 40 лет. Дисциплина в батальоне была суровой: обучение стрельбе и навыкам штыкового боя быстрым темпом. Подготовка женщин к фронту занимала месяц. 21 июня 1917 года первому женскому батальону смерти на площади Исаакиевского собора командующий войсками Петроградского военного округа вручил боевое знамя, а прапорщику Бочкарёвой, по распоряжению военного министра произведенной в первый офицерский чин, саблю с золотым эфесом.
Отношение к женщинам на фронте было двоя-ким. Неофицерский состав смотрел на женщин в форме с жестокой усмешкой. Например, 8 июля 1916 года у деревни Белая близ Сморгони женский батальон не был поддержан соседними частями при атаке. В бою погибла треть личного состава. Иллюстрированный журнал «Искры» писал так: «29-го июня первый женский батальон смерти прибыл на позицию и, конечно, встречен солдатами с удивлением. Они никак не ожидали, что у русской женщины окажется больше храбрости, больше любви к родине и больше понимания истинной свободы, которую мало завоевать, но надо еще и защищать, чем у них, среди которых развелось много трусов и предателей»[71].
14 августа новый Главковерх Л. Г. Корнилов своим Приказом запретил создание новых женских «батальонов смерти». Женщина могла вступать в уже созданные части. 30 ноября 1917 года Военным советом еще старого Военного министерства был издан приказ о роспуске «женских батальонов смерти».
Архетипический образа девы-воительницы исследует В. Б. Зусева-Озкан[72]. Она обращается к русской литературе первого двадцатилетия ХХ века в книге «Дева-воительница в литературе русского модернизма: образ, мотивы, сюжеты» и устанавливает связь выбора женщины стать воином с модернизацией национальной культуры: современность – это не только новые вызовы, но и новые подвиги.
Вариации героинь-воительниц Зусева-Озкан находит в творчестве виднейших литераторов обозначенной эпохи: Д. С. Мережковского, В. Я. Брюсова, А. А. Блока, А. Белого, Н. С. Гумилева, М. А. Кузмина, М. И. Цветаевой, Е. И. Замятина, а также в творчестве писательниц, чьи имена менее известны: Н. Г. Львовой, С. Я. Парнок. Исследовательница обосновывает тезисами исторической поэтики и мифопоэтики устойчивость и продуктивность образов дев-воительниц в отечественной и мировой культуре. Например, В. Брюсов пишет о Брунгильде как о прекрасной защитнице:
В. Б. Зусева-Озкан показывает парадоксальную устойчивость модели обращения к возлюбленной в шлеме как сочетания идеи защиты и настоящего страстного порыва к победе: «Напомним, что весьма древний, встречающийся уже в мифологии и в героическом эпосе образ девы-воина строится на нестандартном соотношении гендерных ролей, поскольку воинская доблесть и физическая сила – традиционно мужские атрибуты»[74]. О. И. Тогоева, крупнейший специалист по средневековой юриспруденции и знаток дела Жанны д’Арк, исследуя судьбу средневековых представлений, называет такой тип героини латинским словом Virago, то есть «женщина-мужчина»[75]. Это историко-художественный персонаж: амазонка, царь-девица, валькирия Брунгильда.
71
Дроков С. В. Организатор Женского батальона смерти // Вопросы истории. 1993. № 7. С. 164–169.
72
Зусева-Озкан В. Б. Дева-воительница в литературе русского модернизма: образ, мотивы, сюжеты / отв. ред. А. Л. Топорков. М.: Индрик, 2021. 712 с.
73
Брюсов В. Пути и перепутья: Собрание стихов. В 3 т. Т. 3: Все напевы. М.: Скорпион, 1909. VIII. С. 62–63.