Отстраненность исчезла из взгляда Джонаса, и он улыбнулся:
– Конечно, мы остановимся. Но вам не нужно его возвращать, Рэйчел. На вас оно выглядит куда лучше, чем могло бы когда-либо выглядеть на мне.
Вырвавшийся у Рэйчел смех был целительным и соединился с первой настоящей радостью, испытанной ей за долгое-долгое время. Прекрасное платье теперь принадлежало ей!
– Большое спасибо.
– У меня есть и другие платья, Рэйчел. Хотите забрать их тоже?
Рэйчел не отдавала себе отчета, как широко открылись ее глаза при мысли о такой перспективе.
– Я не могу...
– Конечно, можете. И, в конечном счете, вы окажете мне огромную услугу. Эти платья занимают слишком много места и они... э-э... навевают горькие воспоминания.
Рэйчел была в восторге, хотя ее смутно тревожил один вопрос: кому раньше принадлежали платья?
– Болезненные воспоминания? – повторила она. Джонас испустил тяжелый вздох.
– Да. Но видеть, как вы носите эти чудные платья, было бы для меня величайшим удовольствием.
– Правда? – прошептала она, восхищенная.
– О да. Пообещайте же, что возьмете их, Рэйчел. Охваченная порывом великодушия и жадного нетерпения, Рэйчел кивнула.
И через два часа Рэйчел вернулась в дом Гриффина Флетчера с грудой чемоданов, набитых нарядными платьями, атласным бельем, ночными сорочками в кружевах, тонкими шелковыми блузками и роскошными шуршащими юбками.
Кучер Джонаса Маккей проносил чемодан за чемоданом мимо оцепеневшей Молли Брэйди вверх по лестнице в указанную Рэйчел комнату.
Рэйчел ликовала и абсолютно забыла о неодобрительном отношении Молли к прогулке в экипаже с Джонасом.
– Молли! – восклицала она. – Мне подарили такие красивые платья! Только посмотри!
Глаза Молли приобрели угрожающий изумрудный оттенок.
– Господи, спаси и помилуй! – ахнула она, в отчаянии вскидывая руки.
Рэйчел побежала по лестнице, ухватившись за перила, чтобы не улететь от счастья.
– А завтра будет пикник, после церковной службы...
– Правда? И какое отношение это имеет к тебе, Рэйчел Маккиннон? – Молли Брэйди уперла руки в бока.
– Ну как же! – отозвалась девушка, улыбаясь экономке Гриффина Флетчера.– Там будет так замечательно! Миссис Хаммонд приготовит для нас корзинку: там будет курица и шоколадный торт и...
– И неприятности,– заключила Молли Брэйди и, яростно взмахнув юбками, отправилась на кухню.– Больше неприятностей, чем ты видела за свою короткую жизнь, Рэйчел Маккиннон!
Рэйчел пожала плечами и помчалась дальше по ступенькам. Завтра она наденет белую шелковую блузку, решила она, с шуршащей черной атласной юбкой...
Измученный Гриффин с размаху опустился в кресло возле письменного стола и потянулся за стаканом виски. Он видел Фон – по крайней мере, какое-то время ему можно о ней не беспокоиться. Она находилась в доме Бекки и под неназойливым присмотром чернокожей поварихи Мэми чувствовала себя все лучше.
Гриффин закинул на стол обутые в сапоги ноги, ощущая, как кровь отливает от ступней к коленям и бедрам, снимая усталость. Он закрыл глаза и стал методично перебирать в памяти дневные вызовы.
– Гриффин? – раздался в дверях вопросительный голос Молли.
Гриффин поднял утомленные веки и усилием воли сосредоточил взгляд на взволнованной фигуре экономки.
– Привет, Молли,– сказал он дружелюбно.
Она стояла, теребя в руках передник и хлопая глазами. И то и другое было дурным знаком.
– Что еще? – вздохнул Гриффин.
– Рэйчел...
Гриффину внезапно захотелось выпить еще виски.
– Да?
Молли на цыпочках прокралась в комнату, будто приближаясь к костру, обложенному динамитом.
– Я пыталась остановить ее, Гриффин, клянусь, пыталась.
Гриффин закрыл глаза, собираясь с духом.
– Продолжай, – рявкнул он после минутного напряженного молчания.
– Джонас Уилкс взял ее прокатиться в экипаже, и она привезла с собой чемоданы одежды. А завтра, как она заявила, Джонас будет сопровождать ее на церковный пикник! – выпалила Молли.
Ради Молли Гриффин выслушал новости спокойно. Женщина явно не испытывала большой радости от того, что вынуждена была сообщить ему это.
– Сейчас она здесь? – спросил он с великолепным самообладанием.
– Да. Она наверху, примеряет свои обновки. Гриффин говорил ровно, тщательно следя за интонацией своего голоса:
– Пришли ее сюда сейчас же. Да, Молли!
– Да?
– Если она начнет кричать, беги сюда и вылей мне на голову холодной воды.
Молли весело прыснула и выбежала вон, шурша юбками.
Гриффин наполнил опустевший стакан и, подойдя к окну, стал ждать. Казалось, тьма за окном наполняла его душу, предвещая нечто опасное. Прогулка в экипаже, несколько тряпок, пикник – какое ему дело?
Но что-то шевелилось внутри него. «Только бы это не повторилось,– молило оно.– Только бы не повторилась».
Рэйчел осторожно, тихо позвала его:
– Доктор Флетчер?
Гриффин заставил себя обернуться медленно; еще мгновение прошло, прежде чем он позволил себе осознать увиденное. И тогда он почувствовал себя так, будто только что отразил с десяток самых мощных ударов своего недавнего противника – верзилы из лагеря лесорубов.
Он смотрел на нее, смотрел на слишком памятное ему платье из розовой тафты, и бешенство клокотало у него в горле. Он яростно, вполголоса выругался.
Открытое, мучительно прекрасное лицо побелело, и Рэйчел отступила на шаг. Только выражение потрясения и испуга в ее глазах удержали Гриффина от того, чтобы не броситься к ней и сорвать с нее это платье.
– Тебе это дал Джонас? – рявкнул он, и его слова прозвучали одновременно и как вопрос, и как обвинение.
Глаза Рэйчел вспыхнули, и она торопливо кивнула:
– Я не знала, что это имеет какое-то значение – все равно они валялись без дела. Он сказал, что они навевают горькие воспоминания.
– Да, я представляю себе, что именно так он и сказал. Снимай платье.
Она вздернула маленький изящный подбородок:
– Не сниму! Это мое платье, и я буду его носить, раз мне так угодно!
Гриффин зажмурил глаза, чтобы не видеть ее – не видеть платья,– и шумно перевел дыхание. В его воображении возник призрак светловолосой смеющейся женщины, одетой в это платье из розовой тафты. – «Не будь таким дурачком, Гриффин, – дразнила его женщина далеким, мелодичным и до боли знакомым голосом.– Я люблю только тебя... ты же знаешь, я люблю только тебя».
– Шлюха,– прошипел Гриффин, обращаясь не к Рэйчел, а к обворожительной обольстительнице, смех которой продолжал звучать в его памяти.
Раздался крик, и маленький яростный кулак врезался в лицо Гриффина, заставив его онеметь от боли, – другим она колотила его в грудь. Давясь старой и неистребимой злобой, он открыл глаза и сжал одной рукой тонкие запястья Рэйчел.
Девушка бросила на него испепеляющий взгляд, полный оскорбленного достоинства.
– Я ненавижу вас! – задыхаясь, произнесла она.
– Не говори так.– Это была мольба, но также и приказ.
Рэйчел пробовала вырваться, но он держал ее крепко.
– Вы назвали меня шлюхой,– прошептала она.
– Нет,– сказал он, закрывая глаза.
– Вы лжете! Я сама слышала!
Он открыл глаза и заставил себя взглянуть в ее заострившиеся черты.
– То, что ты слышала, не имеет к тебе никакого отношения,– сказал он.
Все разумное в Гриффине требовало, чтобы он оттолкнул ее, спасаясь от непобедимого притяжения ее близости, но он не смог. Он притянул ее ближе, ощущая, как нежные мягкие груди вдавливаются в его тело, как прикосновение ее бедер и живота наполняют его трепетным ожиданием. Сжав лицо девушки обеими руками, он наклонился и поцеловал ее.
Она сопротивлялась лишь мгновение, затем он почувствовал, как что-то в ней неудержимо рванулось ему навстречу. Ее тело стало податливым под его руками, губы ответили на его поцелуй.
Гриффин так неожиданно отпустил ее, что Рэйчел потеряла равновесие и чуть не упала.