Рэйчел закрыла глаза, неожиданно испытав как никогда острую тоску по отцу. «Ох, папа, где ты?» – подумала она. И вздрогнула, ощутив, как Джоанна сжала ее дрожащие руки в своих:
– Думаю, на сегодня с тебя достаточно. Я должна отвезти тебя домой и уложить в постель: если у тебя начнется рецидив, Джон меня убьет!
Хотя в ее сердце множество противоречивых чувств сплелись в один болезненный клубок, Рэйчел взглянула на добрую женщину и улыбнулась:
– Почему вы так заботитесь обо мне? Потому что меня привез к вам Гриффин?
Джоанна покачала головой и улыбнулась в ответ:
– Конечно, если бы той ночью Гриффин не привез тебя в наш дом, мы с Джоном, возможно, никогда бы с тобой не познакомились; но теперь, когда тебя узнали, мы тебя очень полюбили.
Рэйчел покраснела и потупила глаза.
– Разве в это так трудно поверить, Рэйчел? – голос Джоанны прозвучал строго. – Что кто-то может полюбить тебя просто так, без принуждения?
Рэйчел не знала, что ответить, и промолчала. Джоанна добродушно засмеялась:
– Я не собираюсь тебе рассказывать, почему и Джон, и Гриффин, и я считаем тебя такой замечательной. Это может вскружить тебе голову, что совершенно недопустимо, правда?
Но Рэйчел не ответила. Ее пальцы опять нащупали маленький, но такой важный для нее брелок на браслете. Его волшебная сила почему-то ослабела: Рэйчел теперь поневоле все время сравнивала себя с блистательной Афиной.
Афина была прекрасна, наверняка получила образование в престижных школах и, конечно, обладала утонченными манерами. И к тому же она была отчаянно смелой, если решилась жить так далеко от родителей и своей страны. Рэйчел знала, что она сама тоже весьма привлекательна, но ее красоте, безусловно, не хватало божественного совершенства внешности Афины.
Во всем остальном сравнение имело тот же печальный результат: Рэйчел фактически сама занималась своим образованием, и количество пробелов, которые со временем обнаруживались в знаниях, приводили ее в полное отчаяние.
Что касается изысканных манер, то тут, как считала Рэйчел, она была воистину неотесанной деревенщиной, полной невеждой по части таких добродетелей, как умение танцевать, должным образом вести себя за столом и говорить, как подобает истинной леди. Что до смелости – так ее Рэйчел приходилось проявлять, и даже слишком часто, за долгие годы, пока они с отцом странствовали из поселка в поселок. Теперь ей ничего так не хотелось, как обзавестись собственным домом и семьей.
Она как никогда остро ощутила эту потребность, когда экипаж остановился перед большим красивым домом О'Рили. Они были так добры к ней – бесконечно добры,– но она чувствовала себя у них посторонней, так же как была посторонней в пансионе мисс Каннингем, в палаточном городке и в сплошь заставленном книгами кабинете Гриффина. На самом деле – она везде ощущала себя посторонней!
Оставшись одна в отведенной ей очаровательной, залитой солнцем спальне, Рэйчел разделась. На постели лежала свежая ночная рубашка из шелка цвета слоновой кости, отделанная тончайшим кружевом, но Рэйчел была невыносима мысль о том, чтобы надеть ее. Она наверняка тоже принадлежала Афине.
Неожиданно ноги Рэйчел подкосились, и она опустилась на край кровати, сраженная новой ошеломляющей догадкой. Раз то розовое платье из тафты, которое дал ей Джонас, принадлежало Афине, значит, и все остальные вещи, оставленные Рэйчел в пансионе мисс Каннингем, имели то же происхождение. С какой стати одежда Афины оказалась в доме Джонаса, если она была невестой Гриффина?
Рэйчел не могла заставить себя смириться с единственно очевидным ответом на этот вопрос и поэтому выкинула его из головы. Достаточно того, что она оказалась второй в сердце Гриффина и что каждая ниточка в ее одежде раньше принадлежала Афине – как и сам Гриффин.
ГЛАВА 23
У Дугласа Фразьера было такое ощущение, словно его погрузили во что-то черное, постоянно вздрагивающее и густое, как тесто. До него доносилось мало звуков, а те, которые он слышал, доходили в сильно искаженном виде и были неотличимы друг от друга. В течение какого-то промежутка времени ему казалось, что Он умер. Однако он чувствовал боль. Ужасную, непрерывную боль. Осознание этого факта привело Дугласа в неописуемый восторг. Значит, он жив.
Звуки становились все отчетливей – он слышал голоса, иногда звук удара металла о металл. И окружавший его темный туман уже не был таким всепроникающим: он все быстрее терял густоту, превращаясь в подобие дымки. Спокойно, целеустремленно Дуглас Фразьер начал борьбу за тот далекий сумеречный свет, который начинал видеть, за возвращение в реальный мир.
Рэйчел Маккиннон проснулась ясным утром с уверенностью, что вот-вот случится нечто ужасное. Четвертое июня. Она посмотрела на дату, навсегда запечатлевая ее в памяти.
Но за окном стояла такая чудесная, солнечная и теплая погода, и Рэйчел чувствовала, что силы возвращаются к ней – как физические, наполняя упругостью мышцы рук и ног, так и душевные. Хотя девушка и сожалела о тихом убежище, которое предоставила ей болезнь, какой-то частью своего существа она больше не желала скрываться от бесконечных побед и поражений, из которых состояла жизнь.
Рэйчел с удовольствием приняла ванну, приготовленную для нее Джоанной и кухаркой в маленькой комнатке на первом этаже; и когда, расчесав и обернув полотенцем мокрые душистые волосы, она села завтракать в солнечной кухне, то обнаружила, что к ней вернулся ее обычный прекрасный аппетит.
Конечно, пока Рэйчел не обзаведется собственным гардеробом, ей придется носить одежду Афины, но теперь девушка отнеслась к этому спокойно. Несмотря на свою молодость, Рэйчел уже научилась с максимальной пользой для себя приспосабливаться к существующему положению вещей и при этом продолжать жить, двигаясь к своей цели.
Позавтракав, она прихватила одну из многочисленных книг Джоанны и выбралась в сад, чтобы просушить волосы на солнце.
Некоторое время Рэйчел размышляла о странном подсознательном ощущении страха, который пронизывал все ее вполне естественные обыденные поступки. Конечно, рассудила девушка, недавние потрясения, перевернувшие ее прежде ничем не примечательную жизнь, могли расстроить нервы кому угодно. Но дело было не только в этом, и, несмотря на ясный погожий день, синь неба над головой и ароматы цветов в саду Джоаннны, Рэйчел не могла отогнать от себя дурных предчувствий.
Вздохнув, она открыла книгу и стала читать научное исследование по истории Англии девятого века. В промежутках между переворачиванием страниц пальцы девушки то и дело ощупывали миниатюрную пилу, свисающую с подаренного Гриффином браслета.
Афина О'Рили Бордо сошла с поезда в Такоме. Это был шумный, крикливый город, и она ненавидела его, но ей казалось, что двадцатимильное плавание на пароходе поможет приготовиться к неизбежным неприятностям, ожидавшим ее в Сиэтле. К тому же Афина тряслась в этом невыносимом поезде почти целую неделю, с того самого момента, как сошла на берег в Нью-Йорке; она решила, что не вынесет больше ни минуты в грохочущем замкнутом пространстве купе.
Давно привыкшая к восхищенному вниманию со стороны работяг и осторожным взглядам китайцев и не обращая на них никакого внимания, Афина распорядилась, чтобы ее чемоданы отнесли на борт парохода «Олимпия», а сама по трапу взошла на палубу.
В глубине души, однако, Афина уже не была так уверена в своей неотразимости и в собственном превосходстве над большинством окружающих ее людей.