Подняв голову, Рэйчел смотрела на Гриффина огромными сияющими глазами, совсем забыв, что ее платье, зажатое между их телами, может помяться.
– Я не думала...– задыхаясь, говорила она.– Я надеялась...
Гриффин засмеялся и провел ладонью по ее вспыхнувшему, сияющему лицу. На одно невыносимое мгновение Афина подумала, что он поцелует это ничтожество прямо здесь и сейчас. Но вместо этого он оглядел тонкую, струящуюся складками ткань платья Рэйчел:
– Что это? Одеяние, сотканное из лучей заката? Рэйчел неуверенно улыбнулась и что-то прошептала, но Афина была слишком потрясена, чтобы вслушиваться в ее слова. Гриффин снизошел до поэзии? Это было немыслимо! У Афины от бешенства потемнело в глазах – эти двое словно вовсе забыли о ее существовании!
– Ради всего святого, Рэйчел,– воскликнула она, чтобы привлечь их внимание, – неприлично так вешаться мужчине на шею!
Рэйчел чуть побледнела и слегка подалась назад в объятьях Гриффина, но он тут же снова притянул ее к себе. И перевел взгляд с Рэйчел на Афину, испепеляя ее взглядом, полным гневного презрения.
Когда он, наконец, отвернулся, Афина сама не знала, что чувствовать – отчаяние или облегчение. Она вскинула подбородок. Как бы то ни было, при всем его внимании к Рэйчел и презрении к ней, он принес подарок. А это значит, что он просто платит ей за прошлые обиды и все это недоразумение закончится, как только он получит удовлетворение, отомстив за свои страдания.
Но случилось невероятное – он протянул подарок Рэйчел и расплылся в улыбке, став похожим на опьяненного счастьем школьника. Афина подавила крик, готовый вырваться у нее из горла. «Ублюдок,– подумала она. – Ты у меня за это на брюхе будешь ползать!»
Рэйчел дрожащими руками развернула сверток, и ее лицо просияло при виде нитки драгоценного, переливающегося на свету жемчуга.
– О, Гриффин...
Гриффин, похоже, не замечал ни присутствия Афины, ни ее ярости. С горящими глазами он осторожно застегнул ожерелье у Рэйчел на шее.
Афина круто повернулась на одном каблуке и, ошеломленная, отправилась искать столь необходимого ей сейчас уединения в гостиной. Глядя на портрет, который должен был стать свадебным подарком Гриффину от ее родителей, она заплакала мучительными, горькими слезами. Какое-то время она слышал их голоса – Гриффина и Рэйчел – потом, после большого перерыва – стук закрывшейся парадной двери. Афина вскочила с места, обеими руками схватила расписную вазу, которая, сколько она помнила себя, украшала пианино, и в бешенстве швырнула ее в сторону камина. Звук разбитого стекла звонким эхом разнесся по всему дому.
– Афина? – голос был тихим, но твердым. Афина зажмурила глаза:
– Уйди, мама. Пожалуйста, уйди.
– Я предупреждала тебя, – мягко сказала Джоанна.
Афина повернулась, вне себя от горя, злобы и унижения.
– Он подарил ей жемчуг! – пронзительно прокричала она.
Джоанна подошла поближе и присела на ручку кресла, сложив руки на груди.
– Какой жемчуг? – спокойно спросила она. Разочарование Афины было беспредельно горьким.
Будто в бреду, она принялась ходить взад-вперед вдоль камина.
Жемчуг матери Г-Гриффина, – прерывисто, сквозь рыдания выговорила она.– Свадебный п-подарок от его отца...
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно! Этот жемчуг должен был стать моим! Гриффин должен был стать моим!
В ответе Джоанны слышалась некоторая доля сочувствия:
– Ты напрасно мучаешь себя, дорогая. Чувства Гриффина совершенно определенно изменились, и ты с этим ничего не можешь поделать.
Афина продолжала свои метания по комнате:
– Нет! Если я попрошу у него прощения... скажу, что ошиблась...
– Некоторые ошибки просто невозможно исправить, Афина. Ты потеряла Гриффина – ты очень давно потеряла его. Признай это ради собственной пользы.
По мысли Афины снова были полны мечтаний, и она цеплялась за них изо всех сил. Гриффин любит ее – он просто пытается ее наказать, причинить ей такую же боль, какую она когда-то причинила ему. Она улыбнулась. У Гриффина есть одна большая слабость, и никто лучше нее не знает, как этим воспользоваться.
– Куда они пошли – я имею в виду Рэйчел и Гриффина? – осведомилась она таким равнодушным тоном, словно только что не билась в истерике.
Джоанна казалась встревоженной – наверное, подумала, что дочь сошла с ума. Помолчав, она ответила:
– Полагаю, на свадьбу. Сегодня женится один из друзей Гриффина.
– Понятно, – добродушно отозвалась Афина. Затем она проплыла мимо потрясенной матери и отправилась в свою комнату на втором этаже. Она решила, что сегодня вечером наденет синее шелковое платье. То самое, которое Андре купил ей и которое произвело такой фурор в Париже.
Фон боялась заходить в церковь, боялась, что при виде нее священник начнет поносить Филда за то, что он выбрал такую жену. Ее глаза наполнились слезами, и она с трудом могла разглядеть Рэйчел.
Но Рэйчел взяла ее за руку.
– В чем дело? – прошептала она. – Разве ты не хочешь выйти замуж за Филда?
Одной рукой Фон смахнула слезы, радуясь, что Гриффин и Филд уже вошли в церковь и не видят, как она плачет.
– А вдруг священник не захочет нас обвенчать, Рэйчел? – шмыгая носом, спросила она.
Рэйчел достала чистый носовой платок:
– Он же дядя Филда! И с какой стати он откажется совершать обряд?
– Посмотри на меня! – яростно прошипела Фон, вытирая лицо платком.
Рэйчел с искренним изумлением осмотрела ее:
– Ты выглядишь просто великолепно – только глаза чуть припухли.
Несмотря на свое настроение и обстоятельства, Фон громко расхохоталась. Бесполезно было объяснять что-либо этой доброй, лишенной всяческих предрассудков и совершенно замечательной глупышке. Она поглубже вздохнула и произнесла:
– Ну все, я готова. Да, Рэйчел!
Рэйчел, уже тянувшая ее за руку к входу в церковь, нахмурилась:
– Что?
– Когда мы вернемся в Провиденс, ты станешь со мной дружить? Думаю, я буду нуждаться в поддержке такой подруги, как ты.
Рэйчел засмеялась, каблучки ее туфель весело застучали по дорожке из сосновых досок, ведущей через церковный двор.
– Я собиралась сказать тебе то же самое, Фон Найтхорс. Просто не могла набраться смелости.
При всей своей простоте, свадьба была столь очаровательно романтичной, что Рэйчел плакала, не стесняясь слез. Филд, со своей необыкновенно прямой осанкой, выглядел особенно гордым. Время от времени восхищенно улыбаясь своей невесте, он повторял слова обета громким, уверенным голосом.
Фон была явно испугана, и Рэйчел все время чувствовала ее страх, видела, как она дрожит. Но когда благообразный седовласый священник произнес заключительные слова, Фон Холлистер радостно вскрикнула и повисла на шее у мужа.
Позже, когда прозвучали поздравления и четверо участников свадебной процессии вышли из церкви, Фон взглянула на Гриффина с видом раздосадованной сестренки.
– Это ты уговорил Филда сделать это? – требовательно спросила она.
Гриффин рассмеялся:
– Кто – я? Я умолял его одуматься!
– Лжец,– ответила Фон. Ее блестящие от слез глаза смотрели с любовью, уголок рта изогнулся в слабой улыбке.
Гриффин снова рассмеялся. Он обхватил Фон за талию, поднял в воздух и снова поставил на ноги так, что она слегка покачнулась. Наклонившись, он поцеловал ее в лоб.
Будь счастлива, – глухо произнес он.
– Может, ты отпустишь мою жену? – рявкнул Филд, глаза его сияли счастьем и радостью.
Рэйчел стояла чуть поодаль, наблюдая. Она провела пальцами по прекрасным жемчужинам у себя на шее и ощутила слабую, робкую надежду.
ГЛАВА 26
Со вздохом Гриффин опустился в кожаное кресло, стоящее напротив рабочего стола Джона О'Рили. Он полагал, что этот разговор неизбежен, но все равно ожидал его с тяжелым сердцем. Будет нелегко разделить свои чувства – ненависть к Афине и огромное уважение к Джону,– но он знал, что придется это сделать. Джон не питал никаких иллюзий насчет Афины, но все же был ее отцом и, естественно, любил дочь.