Выбрать главу

Джонас был рад относительному уединению, которое обеспечивала гостиная дома О'Рили. Он раздраженно метался перед камином, под портретом Афины. Она стояла возле закрытых дверей, скрестив руки на груди обворожительного туалета из синего шелка, и неприязненно наблюдала за Джонасом.

– Я ведь предупреждала тебя, что положение серьезное, Джонас,– произнесла Афина. В ее дрожащем голосе слышались злость и оскорбленное достоинство.

Джонас резко остановился и обрушил всю свою беспредельную злость на Афину.

– Только не Рэйчел,– угрожающе прорычал он. Но Афина сохраняла невозмутимость.

– Возможно, с тобой она и не стала бы. Но я могу тебя заверить, что они сейчас не прогуливаются под луной, обсуждая меблировку гостиной!

Джонасу хотелось умереть. В его воображении проносились чередой ужасающие картины, вызывая в нем отвращение, углубляя его всепоглощающую ярость. Рэйчел с Гриффином. Представить это было невыносимо. Он пойдет на все, но не допустит этого.

– Если ты делаешь наибольшие успехи в лежачем положении, Афина,– тихим, убийственно-оскорбительным тоном сказал он,– это не значит, что Рэйчел такая же.

Афина пожала плечами, и это движение до смешного противоречило яростному блеску в ее синих глазах.

– Думай что хочешь, Джонас. Но я больше не намерена обманывать себя – надо что-то делать, и быстро.

– Например? – огрызнулся Джонас. Афина подняла золотистую бровь:

– Например? Мы устроим так, что Гриффину придется сделать одно совершенно невыносимое для него открытие – что же еще?

Джонас со всех сторон обдумал эту идею. Как оказалось, ярость в нем еще не окончательно вытеснила разум.

– Нет, – бесстрастно сказал он.

– Почему нет? Ты можешь дождаться, пока она заснет, а потом мы сделаем так, чтобы Гриффин обнаружил тебя рядом с ней...

– Меня от тебя мутит, Афина,– Джонасу и вправду стало тошно.

В ярко-синих глазах сверкнула глубокая обида.

– Как ты, оказывается, благороден, Джонас. Разве ты не помнишь, что в первом подобном случае он едва не сошел с ума?

– На этот раз дело может кончиться еще хуже. Афина, я знаю, что тебе наплевать, но он просто убьет меня на месте. Возможно, ты никогда не видела Гриффина в состоянии сумасшествия, но, могу тебя заверить, это не то зрелище, от которого испытываешь прилив храбрости!

– Ты боишься его!

– Да, черт побери, ты права: я его боюсь!

– Значит, ты хочешь Рэйчел не так сильно, как утверждаешь.

– Я хочу Рэйчел,– сдавленно, грозно прошипел Джонас.– Я люблю Рэйчел. И даже если каким-то чудом выживу после исполнения твоего плана, она плюнет мне в лицо!

Теперь Афина стала ходить взад-вперед.

– И все равно мы должны что-то делать, Джонас. Если он женится на ней, мы оба окажемся на бобах.

Джонас заметил на соседнем столике графин виски и плеснул немного себе в стакан. Он проглотил чудесный напиток, отчаянно надеясь на его успокоительное воздействие.

– Он не женится на ней,– произнес он.– Он не получит ее.

Афина смерила его скептическим взглядом. Ее прекрасные черты как будто слегка утратили четкость, платье напоминало движущийся кусочек неба.

– А если это уже случилось, Джонас? Если она уже отдалась Гриффину, это имеет для тебя значение?

– Нет, – сказал Джонас. Но боль, вызванная мыслью об этом, была зверски невыносимой.

Внезапно Афина оказалась рядом с ним, и он снова со всей ясностью увидел ее черты.

– Есть еще один выход, Джонас,– сдавленным шепотом произнесла она.– Мы могли бы утешить друг друга.

Смех, вырвавшийся из горла Джонаса прозвучал болезненно, прерывисто.

– Утешить? – с издевкой повторил он.

Руки Афины, теплые и возбуждающие, коснулись лацканов его пиджака; даже сквозь ткань рубашки он чувствовал исходящий от них жар. Но больше ничего не почувствовал – казалось, он был связан неким своеобразным, безумным обетом верности. Он понял это еще с Фон Найтхорс, и в его планы не входило проверять себя вторично.

– Прежде тебе было хорошо со мной,– напомнила Афина.

Джонас освободился от ее рук и снова наполнил стакан.

– Знаешь что, Афина? Ты мне отвратительна. Весь вечер ты рассказывала мне, как сильно хочешь вновь быть с Гриффином, начать все сначала и так далее, и тому подобное. А сейчас предлагаешь себя мне, словно обычная шлюха со Скид-роуд!

Подаренное французом кольцо сверкнуло на свету. Афина занесла руку, собираясь дать Джонасу пощечину. Но он яростно сжал ее кисть и стал выкручивать, притворяясь, будто разглядывает узор из алмазов и рубинов на кольце.

– Ты ведь играла в эту игру и во Франции, не правда ли, Афина? – осведомился он. – Что ж, я снимаю шляпу перед этим господином Бордо, у которого хватило сил послать тебя подальше!

Округлая, соблазнительная грудь Афины, стесненная тонкой тканью платья, поднималась и опускалась. Джонас ужесточил хватку и с мрачным удовлетворением наблюдал, как женщина откинула назад голову и часто, прерывисто задышала. Она не изменилась. Ее чудовищную страсть разжигали грубые прикосновения Джонаса, а не благовоспитанное ухаживание Гриффина. Джонас серьезно сомневался, спал ли вообще Гриффин хоть раз с этой женщиной.

По-прежнему не ощущая никакого желания, Джонас запустил руку под платье, обхватил пухлую грудь и сдавил ее. Двигая большим пальцем, он довел сосок до полного отвердения. Не открывая глаз, Афина тихо вскрикнула. Было интересно, хотя и не удивительно, что она даже не пыталась сопротивляться. Она просто произнесла имя Джонаса, придав ему интонацию мольбы.

Все еще не чувствуя ответного желания, Джонас разорвал на ней платье, открывая ее грудь взору любого, кто мог в это время случайно войти в гостиную. Он знал, что вероятность этого только подтолкнет Афину к еще более вызывающему поведению.

Она открыла глаза, увидела презрение на его лице и улыбнулась.

– Ты всегда можешь представить, будто я – Рэйчел,– сказала она. Затем протянула руку к его ширинке и стала медленно массировать его.

Но Джонаса возбудили не столько ее действия, сколько ее слова. Рэйчел.

Испытывая одновременно ярость и облегчение, он почувствовал, как его мужская природа заявляет о себе, требуя удовлетворения. Он дал этой игре зайти слишком далеко: теперь было поздно поворачивать назад. Он опустился в стоявшее перед камином кресло с полукруглой спинкой и стал ждать. Афина встала перед ним на колени и занялась тем, что у нее всегда получалось лучше всего.

ГЛАВА 28

На следующее утро Рэйчел проснулась поздно и увидела, что комната до краев наполнена ослепительным солнечным светом, а в ногах ее кровати, словно привидение, стоит Афина и с бешенством смотрит ей в лицо.

– Кухарка и мама приготовили для тебя ванну, – холодно объявила она. Ее волосы, словно серебряное пламя, сверкали на ярком солнце.

Рэйчел потянулась, и это доставило ей огромное удовольствие.

– Спасибо,– спокойно сказала она.– Ванна – это великолепно.

Синие глаза Афины метнулись в сторону лавины абрикосового батиста, сброшенного прошлой ночью. Платье было перекинуто через спинку ближайшего стула и самим своим видом говорило слишком о многом. Оно было сильно помято, если вообще не испорчено окончательно, и к его складкам прилипли листья и увядшие потемневшие лепестки цветов яблони.

Подбородок Афины едва заметно дрогнул, а пальцы, сжимавшие спинку кровати Рэйчел, побелели.

– Вы с Гриффином – как вы вчера вечером смогли пробраться в дом, не попавшись никому на глаза?

Рэйчел села на постели и слегка зевнула. Смеясь, они прокрались вверх по лестнице, ведущей из кухни, но Рэйчел вовсе не собиралась доверять свои секреты Афине. Это было частью прошедшего вечера, частью волшебства, и потому ее личным делом.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – солгала она. Выражение потемневших синих глаз стало жестким, требовательным.