– О чем вы, черт возьми, говорите? – рявкнул он, не отводя глаз от лица Шеридана.
– По утверждению гробовщика, это случилось часа два назад,– осмелев, вставил Генри.– Ты убил ее, Гриффин, и в моем городе убийство тебе не сойдет с рук!
Гриффин уже был в состоянии пошевелиться; он в тревоге отвернулся от Шеридана и начальника полиции и взглянул на Джона. Выражение глаз друга пронзило его, точно кусок раскаленного железа.
– Ты сказал, что убьешь ее,– сломленно прошептал старик. – В тот день, в моем кабинете, ты сказал, что убьешь ее собственными руками...
– Ее задушили,– подтвердил Генри, преисполнившись важностью собственной роли. – Трахея передавлена.
– Заткнись! – бросил судья Шеридан, видя пугающее, безумное горе Джона О'Рили.– Мы говорим о дочери доктора О'Рили!
Однако Джон отвернулся и спотыкаясь побрел обратно в столовую. Гриффин двинулся было за ним, но судья Шеридан остановил его, схватив за руку. Он вырвался, обеспокоенный лишь тем, как посинели губы Джона, и его мертвенной бледностью.
– Черт побери, дайте мне посмотреть, что с ним! Генри поднял пистолет, и его дуло уперлось в живот Гриффина. Холод металла чувствовался даже сквозь ткань рубашки.
– Вы уже достаточно натворили, доктор. После того, что вы сделали с этой бедной женщиной, я имею право застрелить вас, если вы двинетесь с места.
Гриффин чертыхнулся.
– Я не убивал ее, вы, тупоголовый невежда,– я весь день был здесь!
– Это сделали вы, – неумолимо настаивал Генри. – Возле ее тела мы нашли кое-что, принадлежащее вам. Кроме того, каждому известно, как она хотела вернуть вас и как вы никого не желали знать, кроме этого отродья Бекки Маккиннон...
Гриффин, проглотив поднимающуюся к горлу ярость, прикрыл глаза.
– Я не убивал ее,– повторил он.
Судья Шеридан достал из кармана маленький предмет и протянул его Гриффину:
– Это, помимо всех прочих доказательств, приводит нас к обратному заключению.
Прохладный металл карманных часов остудил горячую ладонь Гриффина и подтвердил то, что он подозревал все это время.
– Они принадлежат Джонасу,– сказал он, протягивая часы обратно.
Генри ухмыльнулся:
– Вы думаете, мы поверим...
Гриффин достал свои часы из жилетного кармана и, взяв их за цепочку двумя пальцами, покачал в воздухе.
– Мои часы, джентльмены, – произнес он и выдавил из себя улыбку. – Посмотрите внимательно – они точно такие же, как у Джонаса. И на это есть особая причина.
Усы Генри снова задергались – вверх, вниз, в стороны.
– Какая причина?
– Какая причина? – насмешливо повторил Гриффин. – Почему же вы не расскажете ему, господин судья? Вы должны помнить.
Последний раз Гриффин видел подобную неуверенность на лице судьи Шеридана только перед его выборами.
– Матери Джонаса и доктора Флетчера были двойняшками. Обе эти замечательные, благородные леди всегда надеялись, что их сыновья будут ладить друг с другом, поэтому они купили им одинаковые часы и однажды устроили большой праздник, чтобы вместе отпраздновать их дни рождения.
– Ну и что? – скептически спросил Генри, которому уже наскучил этот пространный экскурс в прошлое.
– Так что, возможно, доктор Флетчер говорит правду. Его часы находятся при нем; они весьма необычны – вторые точно такие же есть только у Джонаса.
Генри был глубоко разочарован.
– По-моему, в них нет ничего необычного! – негодующе запротестовал он.
Гриффин открыл крышку часов и нажал расположенную внутри маленькую кнопочку. Раздались звуки странной, трепетной мелодии.
– Моя тетка – мать Джонаса – сочинила эту мелодию,– сказал он.
Генри вздохнул:
– Что ж, возможно, но не забывайте только что сказанного доктором О'Рили: похоже, он слышал, как вы угрожали убить миссис Бордо.
Судья согласно кивнул:
– Мистер Уилкс был ее другом – у него не было причин желать ее смерти.
– Вы говорили это? Вы говорили, что убьете ее собственными руками? – не унимался Генри, по-прежнему прижимая дуло пистолета к солнечному сплетению Гриффина.
– Да,– чуть слышно подтвердил Гриффин.
– Тогда вы под арестом, – бесстрастно объявил судья.
– Разрешите мне взглянуть на Джона – прошу вас. Шеридан коротко кивнул:
– Но не делайте ничего безрассудного, Гриффин. Генри будет иметь полное право стрелять.
Гриффин оставил своих стражей и вошел в шатер. Джон сидел на одной из длинных скамеек, неподвижно глядя на скатерть. Обойдя вокруг стола, Гриффин посмотрел в лицо друга, с облегчением отметив, что цвет его лица улучшился, дыхание стало более ровным.
– Я не убивал вашу дочь, Джон, – сказал он. На щеках Джона О'Рили блестели слезы.
– Господи, как бы я хотел верить тебе, Гриффин. Как бы я хотел тебе верить!
Генри и судья не собирались больше ждать ни минуты.
– Вытяни руки, Гриффин, – потребовал судья; голос его теперь звучал немного мягче.
– Может, лучше связать ему и ноги? – проворчал Генри.
Судья Шеридан испытующе взглянул на Гриффина.
– Не надо, – грустно сказал он. Потом обратился к Джону: – Мои глубочайшие соболезнования насчет вашей дочери. Хотите, чтобы я известил вашу жену?
Джон медленно покачал головой; его глаза казались пустыми, незрячими.
– Я сам сообщу Джоанне,– сказал он.
Рэйчел села в широкой постели, пытаясь рассмотреть бледное, повернутое в сторону лицо Молли Брэйди.
– Что произошло? – тревожным шепотом спросила девушка.
– Это Афина Бордо, – ответила Молли, наклонившись к своей пациентке и ставя ей на колени поднос с горячей пищей. – Поешь.
Но Рэйчел утратила всякий интерес к аппетитному ужину, которого ждала с таким нетерпением всего несколько минут назад.
– Что – Афина Бордо? – настойчиво повторила она, потрясенная жестким, отрешенным выражением зеленых глаз Молли.
– Она мертва,– прошептала Молли.– И доктора Флетчера арестовали по обвинению в ее убийстве.
Рэйчел отбросила одеяло и сползла с кровати. Поднос со всем своим содержимом свалился на пол.
– Нет!
Ворча, Молли опустилась на колени и стала собирать осколки посуды, куски бисквита с маслом, свиной рубец.
– Посмотри, что ты наделала, Рэйчел Маккиннон. Весь твой замечательный ужин и лучший фарфор...
Голос Рэйчел стал высоким и тонким от предельного негодования:
– Как вы можете беспокоиться о фарфоре, когда Гриффин в такой беде!
Молли подняла голову, по ее лицу текли слезы.
– О, Рэйчел,– рыдала она.– Он говорил, что убьет ее! Я своими собственными ушами, в этой самой комнате, слышала, как он поклялся в этом!
Колени Рэйчел дрожали и подгибались, но она не собиралась забираться обратно в постель и покорно смиряться с тем, что никак не могло быть правдой.
– Где моя одежда... я пойду к нему...
Молли бросила осколки, которые собирала, и вскочила на ноги:
– Ты никуда не пойдешь, мисс Рэйчел Маккиннон! Мой Билли пошел за Филдом Холлистером – доктору сейчас нужен он, а не ты!
Рэйчел увернулась от Молли и на мгновенье прислонилась к стене, чтобы отдышаться.
– Я сама найду это дурацкое платье! – закричала она.
Но Молли, в отличие от Рэйчел, не была ни больной, ни слабой. Стараясь не наступить на разбросанные по полу куски фарфора, она обхватила свою подопечную и отправила ее обратно в постель.
– И какую помощь ты окажешь этому человеку, если умрешь от потери крови? – резко поинтересовалась домоправительница Гриффина, упершись руками в худенькие бока и уставившись на Рэйчел блестящими от слез и решимости глазами.
Теперь заплакала и Рэйчел:
– Он не мог... о, Молли, он просто не мог...
В глазах Молли появилось отстраненное выражение, они приобрели неистово-изумрудный оттенок.
– Она погубила его, это ясно как день.
Не успела Рэйчел вымолвить ничего в ответ, как снизу, из передней донесся шум, за которым последовали быстрые, легкие шаги по ступенькам. В комнату, с отчаянием в карих глазах, ворвалась Фон Холлистер и бросилась прямо к постели. Она присела на краешек и безо всяких церемоний обняла дрожащую Рэйчел.