— Всё, на этом наши пути расходятся, — произнесла Лена и тяжело вздохнула. — Дам один совет на последок: поменьше выказывай, что ты — мужик.
— Вот же влип, — буркнул себе под нос Рябой и выдал:
— Будет поцелуй на прощание?
— Мы и не прощаемся, — парировала Лена, не поворачиваясь к нему. И надеясь на то, что всё — таки когда — нибудь они ещё увидятся.
Дверь открылась.
— Прошу, товарищ, — прапорщик подал ему руку, как женщине.
Макс пожал плечами и принял ухаживание, внимая совету. Ощущение шершавой сильной ладони вызвало у Макса отвращение. Лена усмехнулась беззвучно.
— Забавное зрелище, — прокомментировала она. — Удачи, землянин.
— И тебе хорошего улова, — брякнул Макс и выловил нездоровый блеск в глазах Лены. Но та не успела ответить на язвительную фразу, дверь захлопнули.
Прапорщик отпустил Макса сразу, вернее тот сам вырвал руку.
— Прошу за мной, — произнес мужчина официальным тоном, окинув майора с ног до головы оценивающим взглядом.
Инфинити резко стартанул, и, сделав скоростной вираж для разворота, умчался прочь. Через лобовое Макс успел уловить недовольный взгляд Лены, который был устремлён только на дорогу и никак иначе.
Что же она имела ввиду?! Землянин не долго размышлял над этим, ибо туманное будущее накрывало чёрным пугающим одеялом. Пограничник довёл его до здания, смахивающего на склад из — за стен, выложенных железным шифером. Пропустил вовнутрь первым. Они прошли через рамку металлоискателя и оказались в огромном зале. И тут началась фантастика.
Майор ожидал чего угодно, но только не обнажённых людей, запаянных в какие — то двухметровые цилиндры с плотным основанием, прозрачные посередине, заполненные голубоватой жидкостью, где и виднелись собственно тела. Всё это стояло плотными рядами вдоль склада. И можно было примерно прикинуть сколько же тут тел. Около сотни мужчин, беззаботно засоленных в пробирке, как недоразвитые эмбрионы из ужастиков. Мертвы они или просто спят? Лишь респираторы на лицах с выведенными куда — то вверх трубками намекали на то, что они могут быть ещё живы.
Макс настолько был впечатлен, что не сразу заметил приближающихся к нему троих людей.
— Добровольцы — это хорошо, — произнес приветливо подошедший мужчина лет пятидесяти пяти в зеленой форме с погонами подполковника. Рядом стоящие два прапорщика безразлично смотрели сквозь Макса и выглядели, как настоящие зомбированные.
— Статус добровольца даёт вам право выбрать работу по контракту, — продолжил подполковник и выразил, наконец, эмоцию на лице, приподняв густые седоватые брови. — Вас смущают транспортировочные капсулы?
— Эм, да, — попытался взять себя в руки Макс и даже выдавить скудную улыбку.
— Нет причин для беспокойства, эти люди живы. Сейчас идёт их ускоренная подготовка к транспортировке и нахождению в условиях иной гравитации. Помните, как готовился наш прославленный космонавт Юрий Гагарин? Месяцы, а то и годы тренировок, чтобы переносить космические перегрузки. А вам нужно вылететь уже сегодняшним рейсом. Поэтому прошу за мной.
На трясущихся ногах и с мурашками на коже Макс поковылял за подполковником, прапорщики двинулись по обе стороны от него, не скрывая своим поведением, что готовы к тому, что придётся скрутить человека, подверженного нервному срыву.
Рябой и был на грани.
Песок вперемешку со стеклом и другим мусором скрипел под ботинками, ржавые грузчики, что раньше использовались для разгрузки контейнеров, какие — то накрытые плащ — палатками агрегаты с кучей подведенных проводов, дырявая крыша и прочая антисанитария вгоняла в неконтролируемую депрессию. С каждым шагом ноги слабели всё больше и больше. Казалось, вот — вот его подхватят под руки и поволокут обессилевшего, унылого, беспомощного прямо на плаху.
Земля уходила из — под ног, ощущение, что ведут на убой, накрывало голову медным тазом. А ведь Макс до последнего надеялся на розыгрыш. Что в этом самом складе его ждут камеры, куча людей, чёртовы цветные шарики, надутые гелием. Как же хотелось сейчас простых праздничных шариков! Солнечного дня, ледяного мороженного и сахарной ваты. Детского смеха под провокацией какой — нибудь ряженой аниматорши, запаха шашлыков и предвкушения холодной газировки. Ему хотелось детства, вернуться лет эдак на двадцать назад и ощущать беззаботность, безопасность и светлое, бескрайнее будущее.
Рябой мысленно попросил прощение у всех брошенных им женщин и раскаялся в том, что обманывал их ожидания жениться и зажить счастливо. Мысль о том, что пришла расплата пробирала до самопроизвольной дрожи. Как символично, что расплата эта пришла именно от женщин…