Они миновали хлипкую дверь в перегородке и оказались в довольно чистом светлом кабинете квадратов на тридцать без излишеств. Только несколько коек и некое оборудование, похожее на реанимационное. Как — то Макс отвозил бабушку в больницу, что там было что — то подобное.
Их встретила женщина в белом коротком халате врача, что не побрезговала и колпаком на густую шевелюру. Выглядела она молодо, свежо и деловито. Довольно привлекательная, высокая, атлетически сложённая (судя по мощным икрам), мелированная блондинка с голубыми глазами показалась Максу исчадием зла. Она посмотрела на него оценивающе — безразлично, как на говяжью тушу.
Принимающая аборигенов Триста тридцатая действительно презирала их и проклинала свою работу, но ничего поделать не могла. Ведь на неё возложена величайшая ответственность самим Советом! Иной раз, когда её тошнило от обнажённых мужичках тел, это было слабым утешением. Но мудрая, опытная лесбиянка терпела.
— Личные вещи, одежда, всё в корзину, — прогнусавила встречающая. — Смущаться нет необходимости, надо выполнять.
Трое сопровождающих замерли, как струны в напряжённом ожидании.
— Полностью? — Уточнил Макс, но ответа не последовало.
У врачихи было выражение лица, будто она собирается вырубить его апперкотом.
— Ладно, понял, — брякнул землянин.
Дрожь в голосе уже скрыть не удалось. Но мужчина сетовал не на свой испуг, а на то, что на складе было градусов пятнадцать от силы.
Раздевшись, он убрал всё в корзину, предварительно аккуратно сложив штаны, дабы не помялись. Триста тридцатая так и не поняла, зачем это нужно было делать, ибо всё шло в топку. Вместе с мобильником, часами и цепочкой с шеи.
— Ценности тоже? — Всё же рискнул подать голос Макс.
Женщина удостоила его кивком и не стала скрывать брезгливости в выражении лица.
— Удостоверение куда? — Продолжил трепать нервы землянин.
— Всё в корзину, — повторила женщина раздражённо.
— И вы даже не посмотрите их?
— Ваши бумажки мне не интересны, Максим Александрович, — бросила инопланетянка, играя скулами. — У нас иной порядок документооборота.
— Хм, понял, — ксива полетела вслед за остальным.
На душе заточил червячок. Без одежды, ценностей и документов он — никто. И звать его — никак. Просто человек. Тело. Будто всё, что выстрадано и наработано годами беспринципно аннулировалось теперь. Потому что инопланетянам нет до этого никакого дела.
Так как же им теперь показать кто он есть? Ведь Макс не просто так учился пол жизни, служил пол жизни, у него опыт работы, навыки и деловые качества имелись. Что их интересует, что им нужно от него? Сумбур мыслей оборвался, когда женщина двинулась к нему.
С непроницаемым выражением лица она обошла Макса вокруг и сделала фотографии для отчёта, незаметно для землянина. Зачем они нужны Совету она могла только догадываться. Может для библиотеки генофонда, но она и мысли не могла допустить, что кто — то возжелает использовать сперму аборигенов, разве что для экспериментов.
Мужчина трясся, как банный лист на ветру, но старался держаться достойно. Церемония обнажения не была необходимой, ибо после инъекции можно избавить от одежды с тем же успехом. Однако это было необходимо в том случае, если абориген добровольно изъявил желание на работу. Тогда одной из проверок покорности и является требование обнажиться сознательно.
— Укладывайтесь на кушетку, Максим Александрович, — произнесла издевательски вежливо Триста тридцатая.
Макс послушно выполнил команду. Девушка ловко подкатила к нему на стуле на колёсиках уже со шприцом в руке.
— Это средство от перегрузки, боли не почувствуете, — выдала врачиха и без спирта и прочих церемоний, какие бывают в больницах, просто выстрелила чем — то неуловимым из носика шприца.
Макс почувствовал укол в районе бедра, будто укусила маленькая мошка. Бедро тут же стало холодеть, затем мороз перекинулся на всю ногу и выше к животу. Не прошло и минуты, сознание затуманилось и последнее, что помнил Макс — это отчаяние, что больше не управляет своим телом, оно будто бы куда — то исчезло, оставив в чёрном пространстве его уязвимый мозг, с воспалёнными до предела нейронами.
Орбитальная группировка пришельцев насчитывала двенадцать станций, каждая из которых перекрывала свой участок земной площади и ещё дублировала два соседних. То есть для полноценного дежурства требовалось минимум втрое меньше. Но Совет Радуги всегда перестраховывался. Все станции находились на дальней орбите Земли, ибо ближние были засорены мелкими спутниками, которые то и дело своими, порой хаотичными, излучениями нервировали постовых на дежурстве.