Рафаэль так страдал, что по утрам не мог подняться с кровати.
Он обратился к врачам, и у него нашли сильное истощение организма.
Художнику сделали кровопускание, но мастеру от него стало только хуже.
Шесть лет продолжалась эта безумная любовь Рафаэля, а Форнарина оставалась его возлюбленной и натурщицей до самой смерти художника.
Начиная с 1514 года, Рафаэль создал из неё дюжину мадонн и столько же святых.
Так силой своей любви он обожествил обыкновенную куртизанку, которая его и погубила.
В 1514 году художник написал один их своих шедевров — портрет «Донна Велата» («Дама под покрывалом»).
Никто не знает имени женщины, написанной Рафаэлем, но возникшая в давние времена легенда утверждает, что на картине изображена прекрасная Форнарина.
По словам известного искусствоведа Вазари, из-за нее Рафаэль отказался от выгодного брака с патрицианкой.
Он был влюблен в эту простую женщину и всю жизнь вынужден был скрывать свои отношения с ней.
В поздних произведениях художника прослеживается стремление к драматизму и реалистичности.
Особое значение в творчестве Рафаэля имеет произведение «Мадонна в кресле», работая над которым была завершена примерно в 1516 году.
В 1515 году художник приступил к созданию полотна, которое принесло ему не меркнувшую в веках славу.
«Сикстинская Мадонна» ознаменовала собой наивысшую точку творческих достижений живописца.
Этот алтарный образ долгое время считался самым совершенным произведением искусства, когда-либо созданным человеком.
При этом есть все основания полагать, что и здесь не обошлось без влияния Форнарины.
Идею и композицию «Сикстинской мадонны» Рафаэль заимствовал у Леонардо, но это и обобщение его собственного жизненного опыта, размышлений над мадоннами и местом религии в жизни людей.
«Сикстинскую мадонну» Рафаэль писал в то время, когда сам переживал тяжёлое горе. И потому всю свою печаль вложил в божественное лицо своей Мадонны.
Он создал самый прекрасный образ Богоматери, соединив в нём черты человечности с высшей религиозной идеальностью.
На Сикстинской мадонне изображена женщина с ребенком, но это не просто женщина, это Дева, держащая на руках благословенное дитя.
Ее нежный и одновременно грустный взгляд как будто знает о том, какое неблагодарное будущее ждет ее сына.
Ребенок же, напротив, полон жизни, сил и энергии.
Мать трепетно и нежно держит сына на руках, прижимая голое тельце ближе к себе, как бы стараясь защитить его от всех бед, которые несет жизнь.
На картине женщина изображена стоящей на небесах, так как это именно она родила Спасителя и принесла Благословение на земли грешных.
На первый взгляд картина проста и понятна, но Рафаэль всегда вкладывал в смысл картины больше, чем мог осознать непосвященный в тайны чудес писания картин.
Их целостность словно говорит нам о том, что их миссия на земле только начинается, а уготовленные судьбой лишения лишь подчеркнут значимость их действий.
Это ведь Божественное дитя, подаренное миру, а, возможно, и принесенное в жертву для того, чтобы показать, что рождены все одинаково, что люди, что сыновья Господни, но, только преследуя праведные цели, можно найти свое место среди белых облаков.
«Сикстинская Мадонна» — шедевр, в котором сочетаются такие не сочетаемые явления, как бренное людское тело и священность духа, как, свойственное простым людям, рождение детей и искупление грехов путем убийства.
Все смешалось, все спорит друг с другом, но, в то же время, одно другое дополняет.
Без тела невозможно было бы изобразить женщину, подарившую миру Божественное дитя, без духа нет жизни в теле, без естественного появления ребенка на свет, как бы люди поняли, что также способны от рождения идти праведным путем, как без искупления греха стать безгрешным.
Столько эмоций уместилось на одном полотне, столько человеческих умов и мыслей легло на ложе познания истины, но только сам автор мог сказать, что имел в виду, объединяя несовместимые вещи.
Картина была куплена в 1754 королем Фридрихом III Саксонским у церкви Сан-Сиксисто в Пьяченце за сумму, которая шокировала бы даже современного почитателя искусства.
В XIX и XX веке русские писатели и художники отправлялись в Дрезден, чтобы увидеть «Сикстинскую Мадонну».
Они видели в ней не только совершенное произведение искусства, но и высшую меру человеческого благородства.
«Чем больше смотришь, — писал Карл Брюллов, — тем больше чувствуешь непостижимость сих красот: каждая черта обдумана, преисполнена выражения грации, соединена со строжайшим стилем».