Некоторые заходят так далеко, что готовы утверждать, что бог красит губы – он на самом деле женщина, и только мужской шовинизм скрывает от нас это тысячи лет.
В истории про папессу Иоанну меня интересует даже не то, существовала ли эта женщина на самом деле и действительно ли ей удалось не один год водить за нос весь Ватикан. Мне любопытен сам факт появления в Средние века подобной легенды. Еще тогда в умах некоторых женщин и, возможно, мужчин бродили мысли о том, что женщина может позволить себе нечто, что и сегодня представить трудно. Замахнуться на подобное, даже подумать – безумная ересь и великая смелость. И пусть папесса Иоанна плохо кончила (иначе и быть не могло). Главное, что она рискнула. Или кто-то придумал ту, которая и в темные века рискнула.
Легенда о женщине, занимавшей в IX веке папский престол, была широко известна в средневековой Европе. Упоминание о ней – краткое изложение биографии папессы – можно найти даже в ватиканских документах. Она была известна как Ioannes Anglicus, то есть Иоанн Англичанин, и родилась в Майнце. В некоторых версиях легенды упоминается, что будущая папесса состояла в братии Фульдского монастыря, где училась врачеванию. В качестве лекаря она получила затем известность и в Риме: средневековые источники докладывают, что в апостольской столице она преподавала не столько врачевание, сколько свободные искусства.
После смерти папы Сергия II клир и народ Рима избрали его преемником Иоанну, которая правила два года и семь месяцев. Во время своего понтификата ей случилось забеременеть; надеясь непонятно на что, она скрывала свое положение, пока во время пасхальной процессии не пришло ее время – по легенде, она прямо на улице и родила, после чего была забита насмерть возмущенной толпой.
У хронистов довольно большой разброс мнений относительно того, когда же правила папесса Иоанна. Большинство располагает ее между Львом IV (реальным преемником Сергия) и Бенедиктом III. Причем ни эта, ни какие-либо другие хронологические версии на самом деле не стоят выеденного яйца: два года и семь месяцев никак не вписываются между реальными понтификатами, даты которых хорошо и многосторонне документированы, – чтобы поверить, будто в этом корпусе данных что-то можно планомерно сфальсифицировать, надо быть академиком Фоменко.
И еще одно: первые свидетельства о папессе появляются в хрониках XIII века; в более ранних рукописях упоминания о ней встречаются только в виде неуклюжих приписок, сделанных другой рукой и в более позднее время. Предположить, что в начале XVII века летучий отряд ватиканских фальсификаторов истории истребил все упоминания о папессе, оказавшейся на папском троне в IX веке, предшествовавшие XIII веку, а более поздние почему-то во множестве оставил, невозможно – хотя охотники есть.
Имеется лишь одно сомнительное свидетельство, относящееся к середине XI столетия. Только речь там совсем не о святом престоле: это послание папы Льва IX к константинопольскому патриарху Михаилу Кируларию, датированное 1054 годом, годом раскола восточной и западной церквей. В нем папа обвиняет константинопольскую церковь в том, что на ее престол восходили евнухи «и даже женщина». Что характерно, с византийской стороны никаких упреков по поводу мнимой папессы не поступало, хотя в тогдашнем пылу противники готовы были браться за любой аргумент, только бы обидеть супостата.
В южноитальянской «Салернской хронике» под 980 годом нашелся даже пассаж, рассказывающий историю «патриархини константинопольской» с подробностями, которые сильно напоминают легенду о папессе. Исследователи полагают, что это смутный отклик на правление патриарха Никиты I, который был евнухом родом из славян, – действительно лишенное растительности лицо такого первосвятителя посреди бородатых и смуглых архиереев-греков могло спровоцировать подобные байки хотя бы в порядке насмешки. Я бы, впрочем, предположила, что здесь замешана еще и западная реакция на личность императрицы Ирины – той самой Ирины, восстановившей иконопочитание и умертвившей своего сына Константина VI, которая, невольно уподобляясь древнеегипетской Хатшепсут, потребовала, чтобы ее, словно мужчину-правителя, именовали «василевс кэ автократор» – «царь и самодержец». С главной силой латинского Запада, новорожденной империей франков, у нее были неважные отношения (особенно после того, как провалился феерический проект ее брака с Карлом Великим). Если припомнить в связи с Ириной еще и (перво)священнические полномочия, которые византийскому императору полагались ex officio, то двусмысленная картина становится подозрительно знакомой.