В «Казаках» он выражал свои мысли, именно свои, что видно из дневников кавказского периода. Только в повести они стройнее, четче, ведь повесть – это не спешные наброски для себя. Он писал об Оленине:
«И совершенно новое для него чувство свободы от всего прошедшего охватило его, когда он оказался между этими грубыми существами, которых он встречал по дороге и которых не признавал людьми наравне с своими московскими знакомыми. Чем грубее был народ, чем меньше было признаков цивилизации, тем свободнее он чувствовал себя. Ставрополь, чрез который он должен был проезжать, огорчил. Вывески, даже французские вывески, дамы в коляске, извозчики, стоявшие на площади, бульвар и господин в шинели и шляпе, проходивший по бульвару и оглядевший проезжего, – больно подействовали на него. “Может быть, эти люди знают кого-нибудь из моих знакомых”, – и ему опять вспомнились клуб, портной, карты, свет… От Ставрополя зато все уже пошло удовлетворительно: дико и сверх того красиво и воинственно. И Оленину все становилось веселее и веселее. Все казаки, ямщики, смотрителя казались ему простыми существами, с которыми ему можно было просто шутить, беседовать, не соображая, кто к какому разряду принадлежит. Все принадлежали к роду человеческому, который был весь бессознательно мил Оленину, и все дружелюбно относились к нему».
Для путешествия Лев Толстой с братом избрали водный путь до самой Астрахани, а далее иного транспорта, кроме почтовых, и не было. В Астрахань прибыли 27 мая 1851 года. В тот же день Лев Толстой отправил письмо своей любимой тетушке Татьяне Александровне Ергольской: «Дорогая тетенька! Мы в Астрахани и отправляемся в Кизляр, имея перед собой 400 верст ужаснейшей дороги. В Казани я провел неделю очень приятно, путешествие в Саратов было неприятно; зато до Астрахани мы плыли в маленькой лодке, – это было и поэтично, и очаровательно; для меня все было ново – и местность, и самый способ путешествия. Вчера я послал длинное письмо Машеньке (сестре, Марии Николаевне. – Н.Ш.), в котором описываю ей свое пребывание в Казани; не пишу об этом вам, чтобы не повторяться, хотя и уверен, что вы не будете сличать писем. До сих пор я очень доволен своим путешествием, вижу многое, что возбуждает мысли, да и самая перемена места очень приятна. Проездом в Москве я абонировался, поэтому книг у меня много, и читаю я даже в тарантасе. Затем, как вы отлично понимаете, общество Николеньки весьма способствует моему удовольствию. Не перестаю думать о вас и о всех наших, иногда даже упрекаю себя, что покинул ту жизнь, которая мне была дорога вашей любовью; но я только прервал ее, и тем сильнее будет радость вас снова увидеть и к ней вернуться».
М.Н. Толстая
Письма к «Ростовской Соне»
Настало время сказать несколько слов о Татьяне Александровне Ергольской, тетушке, которую особенно уважал и любил Лев Толстой, и которой писал множество писем в юности и молодости.
Вспомним роман «Война и мир». Вспомним Соню, бедную девушку, живущую в графской семье Ростовых. Именно Татьяна Ергольская стала прототипом Сони. В дворянской России в богатых семьях нередко жили бедные родственники – постепенно даже укоренилось само понятие – «бедный родственник». Не оттуда ли и блюдо пошло – «бедный дворянин», которое, кстати, имело и еще одно, более старое название – «бедный рыцарь»?
Татьяна Александровна происходила из древнего дворянского рода Ергольских, получившего название от реки Ерги, на которой располагалось имение. Река является притоком Северной Двины, а образовывается путем слияния множества ручьев и не имеет точной точки истока.
Были в роду Ергольских воеводы и государственные деятели. За заслуги им жаловались в разные времена земли в Боровском и Мещовском уездах Калужской губернии.
Татьяна Александровна воспитывалась в семье казанского губернатора Ильи Андреевича Толстого. Род-то был богатый, да вот беда – после смерти матери Татьяны Александровны отец женился на другой женщине, которая не приняла падчериц. Сестры Татьяна и Лиза оказались сиротами. Вот тут-то и занялись ими богатые родственники. Уж по большому желанию или нет – история умалчивает, – только процедура распределения сестер была не из лучших. Две тетки определили, кто и кого будет воспитывать, по жребию. Написали на бумажках имена Татьяны и Лизы, поочередно достали их из коробки. Так Татьяна оказалась воспитанницей родителей отца Льва Николаевича Толстого. Дальней родственницей она приходилась бабушке Льва Николаевича Пелагее Николаевне Толстой, происходящий из древнего и славного рода Горчаковых. Дедом будущего писателя был Илья Андреевич Толстой, тоже рода знаменитого и славного.