Иреней поклонился в знак благодарности.
– Сегодня вечером,– сказал он,– господин Бланшар узнает о ваших намерениях.
После этого разговор уже не выходил из круга избитых тем.
Несколько белых парусов побежали по Аркашонскому заливу, образуя причудливые линии. Некоторые из них устремлялись к Острову Птиц, обязанному своим названием неимоверному количеству морских птиц, которым он служит пристанищем; другие устремлялись к капелле Богоматери, стоявшей среди остролиста и гигантских дубов.
Это были те маленькие суденышки, которые на местном наречии называются «лодчонками» и в которых могут разместиться только шесть человек.
Амелия, внимание которой привлекло к себе это зрелище, посмотрела на маркизу де Пресиньи с улыбкой, которая, несомненно, заменяла собой какую-то просьбу, ибо маркиза немедленно обратилась к графине.
– Кстати, дорогая сестра,– заговорила она,– не хотите ли заказать лодку на три часа?
– Я приказала позаботиться об этом Терезе,– отвечала г-жа д'Энгранд.
– Вы хотите совершить сегодня морскую прогулку? – спросил Иреней.
– Да, мы хотим добраться до мыса Ферре; вы же знаете, что Амелия с ума сходит по морским прогулкам. Я не браню ее за это: вкус к этим прогулкам развила у нее я.
– Ей не хватало только этого, чтобы окончательно превратиться в маленькую сирену,– заметила маркиза, сохранившая дух своего времени.
Когда все темы были исчерпаны, Иреней встал, намереваясь откланяться.
– Не забудьте,– сказала графиня,– что вы взялись образумить господина Бланшара.
– Во всяком случае, попытаюсь это сделать.
Он поклонился. Маркиза де Пресиньи присовокупила некий постскриптум:
– Кстати, вы знаете, что завтра в мэрии Тета состоится благотворительный концерт? Раз двадцать нам докучали просьбами явиться туда, и наконец мы вынуждены были сдаться. Мы, конечно, там встретимся с вами… ведь вы так любите музыку!
Иреней, слегка покраснев, удалился.
Минут через пять графиня д'Энгранд обратилась к дочери:
– Амелия, дитя мое, иди одеваться.
Девушка подставила лоб для поцелуя матери и тетке и вышла из комнаты.
Когда дверь гостиной закрылась за ней, графиня д'Энгранд отложила вышиванье и обратилась к маркизе де Пресиньи:
– Объясните мне, сударыня, почему вы упорно ведете с господином де Тремеле эту войну колкостей? Должно быть, ваш характер внезапно изменился: ведь, как мне известно, вы всегда были снисходительны к молодым людям. И каким образом Иреней, к которому я питаю особое уважение, мог лишиться вашего расположения?
– Именно потому, что вы питаете к нему особое уважение, я его и остерегаюсь.
– Это не причина и не ответ. Разве господин де Тремеле не превосходный дворянин образцового воспитания и образа мыслей?
– Справедливости ради не стану этого отрицать,– отвечала маркиза.
– Быть может, у вас есть какие-то неблагоприятные сведения о его поведении?… Но ведь вы сами, сестра, тысячу раз пытались внушить мне, что к иным безумствам, которые часто совершают молодые люди, и к их общественному положению нужно быть снисходительным! Уж не сделались ли вы строже меня в этом отношении?
– Дело не в этом; я так же, как и вы, считаю Иренея порядочным и прелестным мальчиком.
– Может быть, он промотал свое состояние? – продолжала графиня.
– У меня нет никаких оснований это предположить.
– Но в таком случае…
– Но в таком случае я объясню вам, в чем дело,– сказала маркиза.– Вы прекрасно понимаете, что мне не составило труда понять ваши планы, связанные с господином де Тремеле. Через два года Амелия станет взрослой девушкой, и, поскольку сердце ее еще не заговорило, вы лелеете мечту о браке, который был бы хорош во всех отношениях.
– Ах, значит, вы сами с этим согласны! – сказала графиня д'Энгранд.
– От всего сердца, и я сама была бы рада не меньше вашего, если бы Иреней стал супругом Амелии; но боюсь, что этот брак невозможен.
– Невозможен? Но почему же?
– Потому что Иреней не любит Амелию.
– Откуда вы знаете?
– Я заметила тысячу мелочей, тысячу оттенков, и благодаря этому мне было бы трудно ошибиться.
– Подумайте о том, сколько лет моей дочери,– возразила графиня,– и вы не удивитесь, что Иреней относится к ней равнодушно. Ведь она так молода!
– Пусть так,– отвечала маркиза.– Ну, а если сердце господина де Тремеле занято?
– Занято…
– Или, вернее сказать, всецело покорено. Что вы на это скажете?
– Я хочу выдать дочь замуж через два года. У Иренея будет время вернуться на путь истинный. Двух лет вполне достаточно, чтобы покончить с какой-то интрижкой.
– С интрижкой – да. Но с любовью, со страстью…
– Как?!
– Знаете ли вы,– продолжала маркиза де Пресиньи с удивившей сестру горячностью,– знаете ли вы, почему господин де Тремеле приехал в Тет после того, как месяц назад он извинился, что не может сопровождать нас сюда?
– Полагаю, он хотел убедить нас, что его извинения чистосердечны и что у него были серьезные причины. Разве не так?
– Нет, не так. Как раз наоборот: ничто не могло бы быть для него более неприятным, чем наше появление в Тете.
– Но почему же?
– Потому, что он приехал сюда, чтобы встретиться с женщиной, которую он поджидает здесь уже целую неделю.
– С женщиной! – повторила графиня д'Энгранд, изумление которой возрастало с каждым словом маркизы.
– Да, с женщиной – с той самой, за которой он следовал и в Лондон, и в Брюссель.
– Как?! За этой певицей? За этой Мари или Марианной?
– А вы и не догадывались?
Графиня д'Энгранд промолчала.
Она посмотрела прямо в глаза маркизе.
– Но откуда же вам так хорошо известны поступки господина де Тремеле?– спросила она.
По губам маркизы де Пресиньи скользнула легкая улыбка, присущая ей одной.
– Какая вам разница? – сказала она.– Главное то, что мои сведения абсолютно верны.
– Это тайна?
– Быть может; но нимало не упрекайте меня за это, ибо речь идет о счастье вашей дочери.
– У вас все не как у людей, сестра; и благодаря вашей мании скрывать малейшие ваши поступки, люди могли бы поверить тому, что сейчас говорил господин де Тремеле.
– И что же он сейчас говорил?
– Неужели вы не помните?
– Господи! Конечно, не помню,– отвечала маркиза.
– Он говорил о некоей тайной власти, о женской полиции, организованной так же, как и полиция мужская.
– Что ж, не так уж плохо придумано!
– Во всяком случае, я признательна вам за предупреждение,– продолжала графиня д'Энгранд,– но позвольте мне не разделять ваших опасений, которые я нахожу преждевременными, до тех пор, пока я не получу новых сведений.
– Пусть так, сестра; подождите их.
Послышались легкие шаги Амелии.
Она появилась в гостиной, одетая для морской прогулки, другими словами, в голубом пеньюаре, под которым угадывался узкий темный костюм, изобретенный для плавания. Нужно было быть такой хорошенькой, как Амелия, чтобы и остаться таковой в этом нелепом одеянии. Кроме этого, лицо ее почти совершенно скрывалось в тени огромной соломенной шляпы – такие шляпы изготовляют на фабриках в Панаме; из-за этого великолепного изделия ценой в две тысячи франков лишился зрения рабочий, который ее сплетал.
– Лодка ждет нас, матушка,– сказала Амелия.
III
ОТВАЖНЫЕ ПОСТУПКИ ЗАСТЕНЧИВОГО ЧЕЛОВЕКА
Иреней де Тремеле отправился по дороге, которая вела в Тет. Он шагал довольно быстро не потому, что куда-то спешил, а потому, что насмешки и намеки маркизы де Пресиньи попали прямо в цель. Именно для того, чтобы встретить некую женщину, он забрался в гасконские ланды, которые, как мы уже говорили, в ту пору не были обозначены ни в каких ныне известных маршрутах.
Гостиница, в которой он жил уже целую неделю, ничем не отличалась от других приморских гостиниц. Здесь были все те же тихие английские обычаи, перекочевавшие во Францию. Это заведение, украшенное в высшей степени честолюбивой вывеской: «Гостиница для всего мира и для иностранцев» (как вам нравится это «и для иностранцев»?), принадлежало некоему господину Юо, в котором в пригородах Парижа едва ли разглядели бы качества, необходимые для трактирщика.