Закончив осмотр, он обратился к пожилому человеку с орденом.
– Я только что слышал, как вас называли господином директором,– заявил господин Бланшар.– Вы в самом деле директор этого заведения?
– Да, сударь.
– В таком случае, раз уж я обязан проделке моих слуг удовольствием встретиться с вами, не позволите ли вы мне, пока они вернутся, посетить ваше учреждение?
– Я сам хотел предложить вам это,– с готовностью ответил директор.
– А затем, господа,– прибавил господин Бланшар,– если вам будет угодно разделить со мной трапезу в моей карете, я буду искренне счастлив принять вас у себя.
Директор и его спутники обменялись сочувственной улыбкой.
С церемониями, подобающими случаю, они пригласили господина Бланшара пройти первым.
Он начал подниматься по естественной, почти отвесной лестнице, которая ведет к строениям. На каждом шагу его восхищенному взгляду открывались ковры из зелени, леса, деревни, извилистые, пыльные дороги; Марна струилась и сверкала; воздух становился все ароматнее; на горизонте угадывался город. Облака громоздили друг над другом свои снежно-белые шапки, время от времени пронзаемые золотыми солнечными стрелами.
Посетители прошли под аркой и очутились на широком внутреннем дворе администрации.
Тут директор сделал знак одному из санитаров подойти к нему.
– Шаве,– спросил директор,– вы приготовили комнату для этого господина?
– Ах, так этот господин – наш новый пансионер? – глядя на господина Бланшара, спросил санитар.
– Да. Вы проводите его в десятый номер.
И, повернувшись к господину Бланшару, директор сказал ему отеческим тоном:
– Вам здесь будет очень хорошо; вы ни в чем не будете нуждаться. Отделение, в котором я вас помещу, предназначено для людей совсем смирных; некоторые из них уже даже на пути к выздоровлению. Извините, что я вас покидаю: меня призывают мои обязанности – обязанности директора, но мы скоро увидимся: вы будет обедать за моим столом. Шаве, вы слышите? Сегодня этот господин будет обедать за моим столом!
– Куда прикажете поставить его прибор?– спросил санитар.
– Поставьте его рядом с прибором писателя… Между приборами романиста и полковника.
Директор уже собирался ретироваться, когда господин Бланшар, доселе молчавший, быстро удержал его за руку.
– Одно слово,– сказал господин Бланшар.
– Да?
– Что все это значит? О ком вы говорите?
– Шаве расскажет вам о нашем образе жизни; это один из самых старых наших санитаров. А я, к сожалению, спешу.
– Но подождите же! Я хочу знать…
Директор с насмешливым видом посмотрел на своих друзей.
– Ну? Что я вам говорил? Все они одинаковы! Они хотят знать! Это слово повторяют все: знать! Знать! Они всегда стоят на своем! Правда, и я вот уже пятнадцать лет всегда отвечаю им одно и то же: «Вы сами увидите».
Господин Бланшар, услышав столь фамильярные речи, нахмурил брови.
– Один вопрос, сударь! – резко сказал он.
– Слушаю вас.
– Меня привезли сюда затем, чтобы держать здесь?
– Нет, не затем, чтобы держать, а затем, чтобы в течение нескольких дней обеспечить вам здесь режим, необходимый при вашем болезненном возбуждении; вы, быть может, и не вполне отдаете себе отчет в том, что возбуждение это болезненное, но это так, это установлено. Впрочем, как вы сами увидите, режим этот весьма легкий: ванны, прогулки, развлечения. Мы знаем, что люди составили себе совсем иное представление о Шарантоне и что представление это чудовищно; одно слово «Шарантон» вызывает у людей ужас… Все это химеры, сказки, которые любят рассказывать старушки, и вы сами, дорогой господин Бланшар, впоследствии не замедлите избавиться от этих предубеждений, если, конечно, вы их когда-либо разделяли.
Эти слова, которые, как уже признался директор, несомненно слышали все вновь прибывшие, он произнес так приветливо и так вкрадчиво, что, наверное, сумел бы обмануть кого угодно – только не господина Бланшара.
Но господин Бланшар не принадлежал к числу людей, которые услаждают себя длинными речами и церемониями. Он удовольствовался следующими словами:
– Я очень хотел бы принять вашу речь всерьез, сударь, и на секунду даже разделить ваши взгляды. Но сделайте одолжение, скажите мне: по чьей воле я здесь и чья власть может здесь удержать меня?
– Охотно отвечу на ваш вопрос, сударь. Все это произошло в обычном порядке; другими словами, вас доставили сюда по свидетельству вашего врача…
– У меня нет врача.
– …Каковое свидетельство, согласно установленному порядку, немедленно было доставлено в префектуру полиции. Вот как это всегда делается… Вы хотите спросить меня еще о чем-нибудь?… Я только попросил бы вас выражаться возможно более лаконично, ибо меня ждут в конторе эконома.
– Постараюсь подвести итог, согласно вашему желанию,– с оттенком иронии сказал господин Бланшар.– Предположим, что эта… мистификация… через несколько часов мне надоест; каким образом смогу я прекратить все это?
– Еще одна речь,– зашептал своим спутникам директор.– Все они считают себя жертвами какой-то более или менее гнусной мистификации… Слушайте.
И он продолжал, все с той же светской улыбкой:
– Дорогой сударь! Проще всего – подождать посещения главного врача. Он один может решить, насколько будет в данный момент своевременно предоставить вам свободу. Главный врач посещает больных каждые три дня; таким образом, послезавтра вы получите полную возможность изложить ему все ваши доводы против вашего пребывания здесь; он выслушает вас со всем уважением и вниманием, на которые вы имеете полное право, и я не сомневаюсь, что вы легко восторжествуете над поспешностью, а быть может, даже и над интригами, которые привели вас сюда.
Директор даже облизнулся – так он был доволен собой!
– Можно ли мне писать?– спросил господин Бланшар.
– Сколько вам будет угодно. Только имейте в виду, что я обязан читать ваши письма, а отправка их будет зависеть от решения нашего высокоученого доктора.
– Сударь! Вы излагаете ваши мысли так, что лучшего и желать нельзя, а ваша доброжелательность совершенно исключительна,– сказал господин Бланшар.– Мне нечего больше прибавить.
– Я был в этом уверен,– отвечал директор.– Мы с вами прекрасно понимаем друг друга.
Обменявшись поклонами с директором, господин Бланшар последовал за санитаром, под надзор которого он теперь был отдан. Они прошли несколько отделений, пока не подошли к тому отделению, которое значилось под номером 10. Под аркадами просторного двора прогуливалось человек тридцать, на вид очень смирных, как и определил их директор. Другие пансионеры, помещавшиеся в этом же отделении, собрались в общем зале, где они читали, играли, курили,– словом, каждый делал то, что хотел. Господин Бланшар, в первую минуту ощутивший острое отвращение, смешанное с некоторой грустью, заметил, однако, что его опасения мало-помалу рассеиваются: в самом деле, до сих пор ничто, казалось, не указывало на то, что он находится в сумасшедшем доме.
Санитар Шаве провел господина Бланшара в его комнату; она была обставлена почти роскошно: тут был и ковер, и калорифер, и из окна открывался великолепный вид.
– Если вы, сударь, привыкнете к нашей жизни,– осмелился заговорить санитар,– вы, сударь, сможете нанять слугу, который будет предоставлен исключительно в ваше распоряжение, а спать будет в комнате, соседней с вашей.
– Ах, вот как! – пробормотал господин Бланшар.
– У нас есть несколько пансионеров, которые держат камердинеров; например, полковник.
– Какой еще полковник?
– Тот самый, с которым вы, сударь, сегодня будете обедать… очень хороший человек… только я должен предупредить вас, сударь, чтобы вы не обращали слишком большого внимания на его навязчивую идею.
– А в чем она заключается?
– Он считает, что он оплетен соломой,– отвечал санитар.
– Что ж, не стану с ним спорить.
– Вы, сударь, сейчас ни о чем не хотите меня спросить?
– Нет.
– Впрочем, сударь, у вас в комнате есть звонок.