Особенно непростая обстановка для древнерусского государства складывалась на восточном направлении: большая часть реки Волги, великого торгового пути между Европой и Азией, была неподвластна княгине Ольге. На Оке жили вятичи, не признававшие власти киевского князя. В среднем течении Волги Булгария то требовала от русских купцов уплаты высоких пошлин, то просто грабила их. Ниже, в Поволжье и донских степях, лежали земли слабеющего, но все еще опасного Хазарского каганата. Наконец, в Прикаспии, помимо множества местных воинственных племен, появились отряды под зеленым знаменем ислама.
Порядок на востоке Святослав начал наводить с племени вятичей. Он прошел по Оке до самой Волги, но увидевшие силу княжеской дружины вятичи поспешили сообщить князю, что уже являются данниками Хазарского каганата, а «завоевать завоеванных», как известно, нельзя. Тогда Святослав послал сказать «Иду на Вы» хазарам. Упакованная в войлочные доспехи, бросилась на русскую дружину лихая хазарская конница во главе с самим каганом… на чем история Хазарского каганата, собственно, и заканчивается. Для полного разгрома хазар Святослав взял штурмом Саркел — мощную крепость, построенную византийским инженером на искусственном острове у переправы через Дон. С тех пор эта крепость стала русской Белой Вежей. Теперь князь со спокойной совестью мог вернуться на Оку к вятичам, «победил их и дань на них возложил». Чуть позже флот Святослава из пятисот ладей с сорока воинами на каждой показался невелик волжским булгарам, запершимся в своей столице, но дружина князя быстро убедила их в ошибочности такого мнения, оставив догорать город Булгар. Между тем сами булгары были в то время данниками могучего Арабского халифата. В этой связи, спускаясь по Волге и попутно взяв оставшиеся хазарские города Итиль и Хазаран, Святослав не упустил из виду и арабский город Семендер на Каспии. «Пришли на него, — с грустью сообщает арабский летописец Ибн Хаукаль, — русийи, и не осталось в городе ни винограда, ни изюма». Желающих с ним воевать Святослав активно преследовал, но мирному населению позволил беспрепятственно вернуться в завоеванные им города. Теперь пути от Балтики, Днепра и Дона до Каспия были свободны. Наконец, в предгорьях Кавказа, между Каспийским и Азовским морями, жили воинственные племена ясов и касогов. Они не упустили случая напасть на дружину Святослава, когда та шла на Таманский полуостров; князь победил и их. Столицей нового русского владения у входа в Азовское море он сделал Тмутаракань — город Гаматарха, стоявший на основании еще более древней греческой Германассы.
Вскоре Святослав вернулся в Киев и, посоветовавшись с матерью, выступил в поход на Болгарию. После сражения и осады крепости, во время которой умер болгарский царь Борис, Святослав заключил мир со многими болгарскими владыками и обосновался в нижнем течении Дуная, сделав своей столицей город Переяславец. «Там середина земли моей, — передает летописец слова князя. — туда стекаются все блага: из Греческой земли — золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии — серебро и кони, из Руси же — меха и воск, мед и рабы». Все походы князя Святослава (включая не описанные тут византийские) укладываются в несколько лет — с 965 по 972 г. Будто одним широким взмахом меча князь разрубил сковывавшие Русь путы и существенно расширил территорию построенного его матерью государства. По словам летописца, даже злейшие враги тогдашней Руси — печенеги считали Святослава образцом воина и желали, чтобы их вожди были похожи на него.
И все же вряд ли столь воинственное правление сына, столь опасный образ его жизни радовали сердце стареющей Ольги. Но мудрая княгиня не пыталась изменить то, что изменить невозможно, и воевать Святославу не мешала. Он же, всецело полагаясь на мать, мог оставить на нее государственные дела и уйти в очередной дальний поход. Тут надо отметить, что однажды это чуть не окончилось трагично: в очередное отсутствие Святослава княгиня была вынуждена организовывать оборону Киева от печенегов — воинственного кочевого племени, недавно пришедшего из южных степей. Подоспевший в последний момент и прогнавший печенегов Святослав по просьбе Ольги остается с ней до самой ее кончины, которая последовала в 969 г. Перед смертью княгиня завещала не совершать по ней языческой тризны и похоронить по христианскому обряду.
Историк и писатель Н. М. Карамзин скажет об этой великой женщине: «Предание нарекло Ольгу Хитрою, церковь — Святою, история — Мудрою». И вовсе не критичным было то, что мудрость Ольги оказалась невостребованной ее воинственным сыном: всего через девятнадцать лет после смерти княгини ее внук Владимир крестит Русь и построит в Киеве каменный храм в честь I 1ресвятой Богородицы (Десятинную церковь), куда будет перенесено ее тело. Скорее всего, именно в княжение Владимира Ольга начала почитаться как святая — об этом свидетельствует описание чудес, данное монахом Иаковом в XI в. Однако официальная канонизация (общецерковное прославление) произошла, видимо, позднее — до середины XIII в. А в 1547 г. Ольга была причислена к лику святой равноапостольной. Кроме нее такой чести удостоились еще только пять святых женщин в христианской истории: Мария Магдалина, первомученица Фекла, мученица Апфия, царица Елена и просветительница Грузии Нина. Память святой равноапостольной Ольги (Елены) празднуется православными И июля по юлианскому календарю, католическими и другими западными церквами — 24 июля по григорианскому календарю. Святая Ольга почитается как покровительница вдов и новообращенных христиан.
В заключение этого очерка отметим, что праправнучки княгини Ольги — дочери князя Ярослава Мудрого также фигурируют не только в российской, но и в европейской истории. Так, Анна Ярославна в 1051 г. вышла замуж за короля Франции Генриха I, и хотя вначале она была недовольна браком, жалуясь в письме к отцу, что он послал ее в варварскую страну, где «жилища мрачны, церкви безобразны, а нравы ужасны», позднее вполне освоилась на чужбине и принимала активное участие в политических делах как во время регентства, так и в правление своего сына короля Филиппа. Ее сестра, княжна Анастасия, вышла замуж за венгерского короля Андрея I, а руки третьей сестры, княжны Елизаветы, долго добивался норвежский принц Харальд (будущий король Харальд Суровый), написавший великолепные стансы в ее честь. Их брак был недолгим, и, овдовев, Елизавета вышла замуж за датского принца.
ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ СОФЬЯ
Как видно из предыдущего очерка, некоторые знатные женщины раннего русского средневековья играли очень и очень весомую роль в жизни современного им общества, а их биографии вряд ли соответствуют образу пусть и почитаемой, но все же «теремной затворницы». Хорошо образованные по понятиям своего времени знатные женщины Руси XI–XII вв. участвовали в политике, писали различные сочинения, управляли обширными хозяйствами и имели права, ничуть не уступающие (а иногда и превосходящие) тем, которыми пользовались их западноевропейские современницы. Но с течением времени женщины все явственней исключались из русской общественной жизни, что объясняется рядом факторов. Во-первых, все возрастающим влиянием церкви, рассматривавшей женщину как существо греховное, слабое и нуждающееся в защите, в том числе — и от себя самой. Во-вторых, огромную роль в этом процессе сыграло начавшееся с конца 30-х гг. ХIII в. монголо-татарское иго. Столкнувшись с суровой реальностью ордынской власти, русское общество все больше ориентировалось на свойственные мужскому поведению силу и жесткость, культивировавшиеся у завоевателей и необходимые для борьбы с ними, и все больше удалялось от мягкой женской созидательности. Наконец, сыграл свою роль и социально-экономический фактор, заключавшийся в постепенном изменении статуса земельного владения в целом и условиями его наследования женщиной в частности.
Так или иначе, к XVI в. знатные русские женщины практически исключаются из активной общественной жизни, их деятельность ограничивается домашними делами и посещением церкви, а отношения в семье выражаются емкой фразой «Жена да убоится мужа своего». Скорее всего, процесс «заключения в терем» протекал весьма непросто, ибо кротость и покорность были свойственны жительницам Руси ничуть не больше, чем представительницам многих других народов. В византийских хрониках встречаются сведения о женщинах, сражавшихся вместе с мужчинами и одетых, как воины, что смогли обнаружить мародеры, раздевавшие тела павших. В русских летописях имеются свидетельства об участвовавших в Куликовской битве княжнах Феодоре Пужбольской и Дарье Ростовской. Не давали себя в обиду россиянки и в мирное время: в своде законов уже упоминавшегося князя Ярослава Мудрого есть специальные статьи о женских драках и наказаниях тем, кто «бились» и «лаялись», а также предусмотрен особый штраф — за нанесение побоев собственному мужу. Особое влияние имели женщины из аристократических родов в Новгородской республике, конец вольности которой пришел при Зое Палеолог — жене великого князя московского Ивана III.