Стратегия борьбы за оплату домашнего труда вряд ли будет способствовать решению в конечном счете проблемы дискриминации женщин и практически ничего не дает для улучшения положения современных домохозяек. Последние социологические исследования выявили, что сегодня домохозяйки в большей, чем когда–либо ранее, степени не удовлетворены своим положением. Когда Энн Оукли брала интервью для своей книги «Социология домашнего хозяйства»{638}, она обнаружила, что даже те домохозяйки, которые сначала, казалось, не выражали недовольства своими домашними обязанностями, в конечном счете высказали чувство глубочайшего неудовлетворения. Она приводит слова женщины, которая работает на фабрике.
«Вопрос. Нравится ли Вам работа по дому?
Ответ. Я не бегу от нее… Мне кажется, что я не против домашней работы, потому что не занимаюсь ею целый день. Я работаю, а дома — только половину дня. Если бы я занималась домашней работой целый день, вряд ли бы мне это понравилось, для женщины дома всегда есть работа, она на ногах весь день, даже перед тем, как лечь спать, приходится что–то делать: вытряхнуть пепельницы, вымыть чашки. Всегда что–то надо делать. И так каждый день. Вы не можете себе сказать, что вы не собираетесь этого делать, потому что это нужно делать, например, готовить еду: если вы не сделаете этого, дети останутся голодными… Я думаю, что к этому привыкаешь, только делаешь все автоматически… На работе мне лучше, чем дома.
Вопрос. Что, по Вашему мнению, самое худшее в положении домохозяйки?
Ответ. Зачастую бывает, что думаешь: вот сейчас встану и буду делать то же, что делала уже много–много раз. Вся эта рутина смертельно надоела. Я думаю, можно спросить любую домохозяйку и, если у нее хватит смелости, она прямо ответит, что чувствует себя человеком, полжизни выполняющим тяжелую нудную работу. Все мы по утрам думаем одно и то же: «О боже! Опять сегодня буду делать то же самое до самой ночи». Самое ужасное, что каждый день делать одно и то же — скука»{639}.
Может ли оплата скрасить этот тягостный труд? Эта женщина, безусловно, ответила бы «нет». Одна неработающая домохозяйка так высказала мысль о принудительности домашнего труда:
«По–моему, самое противное состоит в том, что ты должна работать именно потому, что остаешься дома. Даже когда у меня есть возможность передышки, я не чувствую, что могу ничего не делать — я знаю, что должна работать»{640}.
По всей видимости, если бы труд этой женщины оплачивался, то это лишь усугубило бы ее положение. Оукли пришла к выводу, что домашний труд — особенно у неработающей домохозяйки — в такой степени влияет на нее, что личность как бы стирается, разрушается этой работой.
Оукли пишет: «Домохозяйка — это в значительной степени то же самое, что и ее работа: разделение субъекта и объекта в данной ситуации чрезвычайно затруднено»{641}.
Психологические последствия при этом часто выражаются в комплексе неполноценности, крайне отрицательно влияющем на личность. Психологического освобождения вряд ли удастся достигнуть просто оплатой труда домохозяек.
Другие социологические исследования подтверждают, что домохозяйки постоянно испытывают глубокое разочарование. Майра Ферри{642} опросила более ста женщин в рабочем пригороде Бостона, и «неудовлетворенность своей жизнью среди домохозяек была почти в два раза больше, чем среди работающих женщин». Нет нужды говорить, что большинство работающих женщин занято на не удовлетворяющей их работе. Они работают официантками, фабричными работницами, машинистками, продавцами супермаркетов и универмагов и т. п. Но возможность разорвать изолированность внутри дома, «выйти и посмотреть на других людей» столь же важна для них, как и зарплата. Будет ли домохозяйка, чувствуя, что, оставаясь дома, она «сходит с ума», приветствовать идею получать деньги за возможность стать сумасшедшей? Одна из женщин сказала, что «находиться целый день дома — это все равно, что сидеть в тюрьме». И разве деньги разрушат стены ее тюрьмы? Единственным реальным выходом из этой тюрьмы является работа по найму.