Девчонки все в сапогах, все пьяные или накуренные, взвинченные, стонут. У некоторых стариков мальчишки были, но у большинства – девчонки, иногда по две, по три, по четыре. От каждой яхты кумаром несло, киром и развратом. Это было чудесно!
– В самом деле звучит неплохо. Мне бы твой дар откапывать интересных людей.
– Можешь завтра поехать. Там можно весь день за доллар кататься.
– Я пас.
– Ты писал сегодня?
– Немножко.
– Хорошо?
– Этого никогда не знаешь, пока 18 дней не пройдет.
Ди Ди подошла и посмотрела на попугайчиков, поговорила с ними.
Хорошая она женщина. Мне нравится. Действительно за меня беспокоится, желает мне только добра, хочет, чтобы я хорошо писал, хорошо ебал, выглядел тоже хорошо. Я это чувствовал. Это прекрасно.
Может, когда-нибудь слетаем вместе на Гавайи. Я подошел к ней сзади и поцеловал в правое ухо, возле самой мочки.
– О, Хэнк, – вымолвила она.
Снова в Лос-Анжелесе, после недели на Каталине мы сидели как-то вечером у меня, что необычно само по себе. Было уже очень поздно. Мы лежали на моей кровати, голые, когда в соседней комнате зазвонил телефон.
Лидия.
– Хэнк?
– Да?
– Где ты был?
– На Каталине.
– С ней?
– Да.
– Послушай, после того, что ты мне про нее сказал, я разозлилась. У меня был роман. С гомосексуалистом. Это было ужасно.
– Я скучал по тебе, Лидия.
– Я хочу вернуться в Л.А.
– Хорошо будет.
– Если я вернусь, ты ее бросишь?
– Она хорошая женщина, но если ты вернешься, я ее брошу.
– Я возвращаюсь. Я люблю тебя, старик.
– Я тебя тоже люблю.
Мы продолжали разговаривать. Уж и не знаю, сколько мы говорили.
А когда закончили, я прошел обратно в спальню. Ди Ди, казалось, уснула.
– Ди Ди? – спросил я и приподнял ей одну руку. Очень вялая. На ощупь тело как резина. – Хватит шуток, Ди Ди, я знаю, что ты не спишь. – Она не шевелилась. Я посмотрел по сторонам и заметил, что ее пузырек снотворного пуст.
Раньше он был полон. Я пробовал эти таблетки. Одной хватало, чтобы убаюкать тебя, только это больше походило на то, что тебя огрели по башке и похоронили заживо.
– Ты наглоталась таблеток…
– Мне… всё… равно… ты к ней уходишь… мне всё… равно…
Я забежал на кухню, схватил тазик, вернулся и поставил его на пол возле кровати. Потом перетянул голову и плечи Ди Ди за край и засунул пальцы ей в глотку. Ее вырвало. Я приподнял ее, дал немного подышать и повторил весь процесс. Потом проделал то же самое еще и еще. Ди Ди продолжала блевать. Когда я приподнял ее в очередной раз, у нее выскочили зубы. Они лежали на простыне, верхние и нижние.
– Ууу… мои жубы, – произнесла она. Вернее, попыталась произнести.
– Не беспокойся о своих зубах.
Я опять засунул пальцы ей в горло. Потом снова втащил на кровать.
– Я не хошю, – сказала она, – штоб ты видел мои жубы…
– Да все в порядке, Ди Ди. Они не очень страшные, на самом деле.
– Оооо…
Она ожила ровно настолько, чтобы вставить зубы на место.
– Отвези меня домой, – сказала она, – я хочу домой.
– Я останусь с тобой. Я тебя сегодня ночью одну не оставлю.
– Но в конце-то концов ты меня оставишь?
– Давай одеваться, – сказал я.
Валентино оставил бы себе и Лидию, и Ди Ди. Именно поэтому он умер таким молодым.
20
Лидия вернулась и нашла себе миленький домик в районе Бёрбанка. Казалось, ей сейчас до меня больше дела, чем было до того, как мы расстались.
– У моего мужа был вот такой вот здоровый хрен, и больше ни фига не было. Ни личности, ни флюидов. Один здоровенный хуй, а он думал, что ему больше ничего и не надо. Но господи ты Боже мой, какой же он тупой был! С тобой же я эти флюиды всё время получаю… такая электрическая обратная связь, никогда не прекращается. – Мы лежали вместе на постели. – А я даже не знала, большой у него хрен или нет, потому что до его хрена я хренов в жизни не видала. – Она пристально в меня вглядывалась. – Я думала, они все такие.