Она шла по Пушкинской. Торопливо. Теперь она умела рассчитывать время. На явке должна быть минута в минуту. Неточности она, опытная подпольщица, не могла разрешить. Нужно пройти восемь перекрёстков, а на девятом Пушкинская перекрещивается с Полицейской.
Посмотрела на витрины магазинов. Модная одежда на манекенах. Распомаженных и нагловато-улыбчивых. Магазин принадлежал французу. Толстенькому. На коротеньких ножках. Вот и сейчас он стоял у витрины и натягивал мужское пальто на манекен. Витрина магазина зеркальная. Слава богу, никого.
Девушка свернула направо и пошла вдоль Полицейской улицы, цепко вглядываясь в дома с гербом города Одессы. Прошлась около трёхэтажного особняка и, вернувшись, уверенно толкнула калитку. Особняк длинный, с большим количеством окон, скрывался за ажурной оградой. Над входом герб. Яркий. Омытый мокрым снегом. Квартира на первом этаже. Она отсчитала пятое окно от угла. Вот красная герань. Значит, всё в порядке. Старательно вытерла ноги. Дёрнула ручку звонка. Послышались приглушённые шаги. Дверь приоткрылась, и она быстро прошла в переднюю.
Мужчина внимательно осмотрел девушку. Барин. Холёное лицо. Усы закручены в колечко. Чёрный костюм. На руке перстень. Запонки золотые. Строгий галстук бабочкой и накрахмаленные манжеты. Девушка оробела. Хитрые смешинки запрыгали в глазах мужчины. Конечно, понял её состояние.
— Могу я повидать доктора Чувилова? — простуженным голосом спросила Татьяна, боясь наследить мокрыми ногами. — Чувилова Алексея Петровича?
— Доктор Чувилов ещё не возвращался с вызова, — условленной фразой ответил мужчина. Смешинки в его глазах прыгали всё озорнее и озорнее.
— Не оставил ли он для слесаря кое-какие инструменты? — закончила Людвинская, невольно улыбаясь.
— Пожалуйте, здесь сумка для вас. — Мужчина крепко пожал руку и решительно потребовал: — Скорее на кухню… Там горячее молоко. Не день, а тюрьма…
— Да-с, погодка… Семь погод на дворе: сеет, веет, крутит, мутит, рвёт, сверху льёт, снизу метёт. — Татьяна развела руками. — Так у нас говаривали дома…
— А вы откуда, товарищ?
— Из Тального… Такое местечко… — Девушка вытерла лицо и спросила: — А где же чемодан?
— Сразу и чемодан? — с иронией ответил мужчина. — Конспираторы! Зачем слесарю чемодан?! Ему сумка с инструментами нужна — так проще и надёжнее. Да, кстати, мне сказали, чтобы я поджидал женщину. Что-нибудь случилось?
— Нет, я в мужском костюме. Так лучше. Шпики заприметили из-за кос меня, вот и приходится выкручиваться. — Татьяна почувствовала, что краснеет.
— А как же косы?
— Небольшая женская хитрость…
— Где сумка?!
— Вы думали, что сумка вас при входе будет поджидать? — Мужчина улыбнулся и дружелюбно положил руку ей на плечо… — А вы молодчага. Вот уж не думал, что в такую погоду придёте, да ещё с такой пунктуальностью… Молодчага…
Незнакомец с явным удовольствием рассматривал девушку. Потом потащил на кухню, испугавшую девушку блестящими кастрюлями и цветными изразцами. Предложил снять пальто. Татьяна отказалась — время было рассчитано до минуты. Обжигаясь, проглотила молоко. Почувствовала, как голодна. Мужчина нарезал ломтями хлеб. Заставил выпить ещё стакан. Молоко с чёрным хлебом показалось очень вкусным. И девушка вновь оглядела незнакомца. Барин, а молоко горячее приготовил… Человек! Ничего не скажешь…
— Как у вас дела? — Мужчина достал портсигар. — Вы не курите?! — Засмеялся, увидев испуг на её лице, закурил.
— Дела идут, товарищ, — сказала девушка и, не скрывая нетерпения, потребовала: — Давайте сумку… По такой погодке-то проскачу…
— На море погода поднялась. Разыгралася погодка верховая, волновая! — речитативом пропел незнакомец, и в глазах грусть.
«Да, видно, немало досталось ему в жизни, — подумала Татьяна. — Песня-то каторжная… А человек он прекрасный! В такое времечко оружие доставил…»
Сумка ничем не отличалась от обычных, с которыми ходят мастеровые по Молдаванке. Потёртая. С порванной ручкой, закрученной для прочности проволокой. Но тяжесть-то какая… Нести нужно легко, не показывая виду, никому и в голову не должно прийти, что, кроме инструментов да завтрака в старой газете, в сумке ещё что-то есть.
Девушка петляла проходными дворами да проулочками, не зря всё свободное время над картой Одессы проводила. И так сказать, зачем мастеровому человеку шагать по барским улицам да в плохую погоду! Рука затекла. Если бы не счастливое сознание, что в сумке оружие, то вряд ли бы она сумела её дотащить. Потом долго дивилась — через Пушкинскую пуд пронесла без малого!