Иёрген, как и все остальные, снисходительно относился к калеке и говорил с ним о разных вещах, поэтому и теперь он также, шутя, ответил ему:
— Хорошую морскую лодку? О, да! И, кроме того, все нужные приборы, глубоководные сети! Мы могли бы тогда захватить весь рыбный рынок в свои руки.
Оливеру приходили в голову разные мысли, но они не задерживались и так же быстро исчезали, как и появлялись. Он побывал в разных странах, видел много удивительных вещей и в голове у него образовалась настоящая каша.
Он усиленно грёб, размышляя. Возможно, что ему хотелось удивить своей силой Иёргена. И это удалось ему. Оливер был точно создан для жизни на рыбачьей лодке или, вернее, только теперь он сделался искусным рыбаком. Он превосходно управлял вёслами: руки ведь сохранились у него. И эту истину он, как будто, только теперь сознал. Вероятно поэтому он так усердно занимался рыбной ловлей все следующие дни. Он уходил на рассвете и оставался в море целый день, отъезжая на лодке всё дальше и дальше и отыскивая новые рыбные места. Он возвращался днём домой с целой кучей рыбы и часть её продавал в городе. Полученные за неё деньги он откладывал.
— Ты плывёшь так быстро, точно пароход, — сказал ему однажды Иёрген. И такое же замечание сделал Мартин на холме. А ведь Мартин был самым старым рыбаком в этой местности!
— Вы находите? Ну да! Я ведь, плавал по самым различным морям на свете и видел очень многое! — отвечал им с гордостью Оливер.
Иёрген возразил на это свойственной ему поучительной речью. В природе скрывается многое, чему мы могли бы у неё научиться!
Оливер, однако, не сказал им, куда он отправляется. Но у него была известная цель: он хотел собрать на островах птичьи яйца. Может быть, ему удастся также достать немного плавучих дров для дома. Он спрятал бы под ними яйца, собирание которых было запрещено.
III
О, нет, рыбак Иёрген вовсе не был спекулянтом. Он был просто рыбаком и довольствовался своим небольшим заработком, соразмеряя с ним и свои потребности. У него был собственный домик и ещё кое-что. Его трое детей были хорошими, здоровыми детьми и во всех отношениях ему жилось недурно.
Правда, Лидия была вспыльчивая и сварливая женщина, но способная ко всякой работе. Всё она умела делать. О, да, она порой была нестерпима! Но муж и дети не могли обойтись без неё. Люди втихомолку подсмеивались над нею, над её огромным телосложением. Она любила наряжаться и находила, что дети её были красивее других детей и сама она была красивее всех других женщин по соседству. Это тщеславие было у неё болезнью, которой она заразилась ещё в свои девические годы. Когда она была молода, то служила в разных богатых домах, например, у купца Гейберга, и затем, в течение нескольких лет, у Ионсена, на корабельной пристани. Разве после этого она не могла считать себя принадлежащей к лучшему кругу людей? Разве даже сам К.А. Ионсен, когда был молод, не заглядывался на неё? Она прекрасно это помнила. Конечно, он ничего от неё не добился, о нет! Но это было не по его вине...
Потом она познакомилась с Иёргеном. Она заставила его целых три года ухаживать за собой, но, в конце концов, всё же вышла за него замуж.
Конечно, он не отличался особенной красотой. У него были самые обыкновенные, мелкие черты лица, но выражение у него было добродушное, а его тёмная, мягкая бородка всё-таки представляла нечто особенное. Правда, он был несколько неуклюж, не был хорошим танцором, и всякий уже издали мог слышать его тяжёлые шаги. Постоянное неподвижное сидение в лодке не могло способствовать лёгкости его походки. Но зато он был вполне благонадёжным, спокойным человеком, на которого можно было положиться. И Лидия ещё ни разу не раскаялась, что вышла за него замуж.
Иёрген постоянно занимался своим делом. Он так к нему привык, что даже чувствовал себя не по себе, когда, по случаю дурной погоды не мог выйти на лодке в море. А весной и ранним летом праздники Пасхи и Троицы, когда нельзя было работать, были для него истинным испытанием. Он не мог в эти дни удить рыбу. Это было бы ещё ничего, если б он не мог иметь тогда сбыта для своего улова. Но как ни был мал город, а в нём всегда ощущался недостаток в рыбе и цены на неё росли с каждым годом. Пусть Оливер сколько угодно смеётся над его заработком! Но рыбная ловля всё же обеспечивала Иёргена, как ни была она ничтожна, и даже хорошо обеспечивала. Кроме того, Иёрген прочёл как-то в одной газете, что рыбная ловля представляет такой же благословенный труд, как и земледелие. Это было ведь тоже своего рода собирание ежегодной жатвы. Значит, и он, Иёрген, был на службе у земли.
Но в праздники он должен был сидеть на берегу и ждать, пока они минуют. Вот, наконец, прошли все большие праздники: Вознесение, Семнадцатое мая3 и День покаяния! Но началась буря; море забушевало и целых три дня нельзя было собирать морскую жатву. Иёрген был недоволен. Он целыми днями гулял со своими ребятишками, и часто бродил с ними до тех пор, пока они не обливались потом. Он взбирался с ними на горы, и они смотрели на море, считая проходившие пароходы. Потом они шли к лодке, Иёрген осматривал, хорошо ли она прикреплена, не набралось ли в ней воды и не надо ли её вычерпать. Он просто изнывал от своей подневольной праздности.
Однажды он встретил Оливера. Так как им обоим нечего было делать, то они уселись под крышей сарая и стали разговаривать. Оливер вовсе не страдал от праздности. Напротив, он чувствовал себя прекрасно. Дурная погода позволяла ему ничего не делать, и его прилежание испарялось. Вообще он был игралищем судьбы. Только что он начал откладывать деньги на покупку нового костюма, как наступило это продолжительное и невольное ничегонеделание. Его доброе намерение не могло осуществиться. Единственно, о чём он горевал, было то, что ему невольно приходилось изо дня в день оставаться дома и ссориться с матерью.
Оливер за это время научился мало-помалу философствовать. Он был молод и порой сильно негодовал на свою судьбу и произносил по этому поводу возмущённые речи:
— Посмотрите-ка! — говорил он. — Разве всё идёт на этом свете так хорошо и справёдливо, как нас учит Святое Писание? Вон Олаус, на выгоне, пострадал однажды от взрыва мины. Лицо у него стало совсем синим после этого. А в прошлом году, когда он работал на корабельной верфи, ему оторвало рычагом руку. Теперь он пьёт без просыха и дерётся со своей женой. Как хочешь, Иёрген, но несчастье может изменить каждого из нас, хотя мы все Божьи создания!
— Да, да, — согласился Иёрген.
— Разве это не правда? И как бы ты ни был хорош, но если пуля попадёт тебе в спину, то ты не станешь лучше от этого. О нет! А может быть ты думаешь, что это не так, что ты от этого сделаешься лучше?
— Ах, ведь это то, что называется божьим наказанием! — добродушно заметил Иёрген.
— Ты глуп, Иёрген! Сам утешай себя этим, если с тобой случится несчастье.
Оливер даже побледнел от волнения. Но заметив, что Иёрген хочет уйти, он пожалел о своей вспыльчивости и, засунув руку в карман, вытащил оттуда свою трубочку. Он подал её Иёргену, говоря:
— Не хочешь ли? Я принёс её для тебя.
— Разве ты уже бросил курить?
— Давно уже. Ещё в больнице. Эту трубку я как-то купил за границей. Если ты хочешь её иметь...
— Нет. Ты должен её поберечь.
Они пошли домой.
— О, пожалуйста, не старайся представиться благочестивым и не криви рта усмешкой! Нет, Иёрген, не трать усилий для этого! — воскликнул Оливер, снова вспылив. — Не стоит! Меня постигло как раз то, что ты говорил. У тебя твоя судьба, у меня своя, и мы оба должны нести её. Вот, например, ты не можешь выйти в море и это происходит от того, что у тебя всё есть в достаточном количестве, даже больше чем нужно тебе. Господь ведёт точный счёт всему, говорю тебе! Он как будто крадёт у тебя избыток. Конечно!
Иёрген наморщил брови и открыл рот, словно собираясь что-то ответить. В этот момент он был похож на раздражённого человека. Но он так и не произнёс ни слова,