Но, Вера, должна сообщить, какая же она неинтересная-пресная — эта правильная дорога… И каким незаслуженным показался мне обед в старогородском ресторане… Помните, как мы пришли в тот раз, еле волоча ноги, а вы и вовсе хромали на правую, хотела добавить — заднюю, да вспомнила, что нет такой у вас…»
Вера помнила… Еще бы… Ресторан был пуст и чист, и прохладно в нем и полутемно: шторы опущены. Только бокалы и рюмки посвечивали на столиках, на белых скатертях, таких жестких, таких крахмальных. Как в сказке, столы были накрыты, лежали приборы, салфетки, и — ни души. Словно все это было ради них троих. Их ждали. Только кто ждал?! Официантов не было. Посидели они, посидели… От голода — ведь было уже около восьми вечера! — голову покруживало. Пришлось Инне как самой юной и легкой идти «за кулисы» — разыскивать хозяев. Она вернулась довольная, сказала, что нашла шеф-повара и доложила ему, что те, кого они весь день дожидались, пришли… И — жаждут вкусить от всего, что дадут. И вкушали… Ох и вкушали… Вера вздохнула прерывисто и вернулась к письму.
«Вера, пишу вам и, оказывается, помню все-все. Повороты тропинок, разговоры… Это все нам троим на долгую память. Хочу сказать, что мне стало почему-то легче идти своей дорогой. Наверное, думаю я, потому, что вы сняли с меня все мои вины. А Лина, кажется, скоро выйдет замуж. Боюсь сглазить, потому и пишу «наверное». Но мне хочется, чтобы вы узнали, как она ожила. И в заключение говорю: как же удачно Валентин перепутал два столбика. Если захочется, ответьте мне. Как вы, как ваши Альки. Целую вас, помню.
Ваша Инна».
Вера была рада этому письму и потому, что теперь с легким сердцем могла написать Инне, а значит, и Лине, о своих догадках: отчего пропадали и появлялись тропы в их лесу. Она давно догадалась, но в отдалении от своих попутчиц по блужданиям Вера сомневалась, не посмеются ли они над такой ее приверженностью ко всяким прошлым пустякам. Нет, они не сочтут пустяком ее открытие! И она писала: «…Инна, вспомните: тропа исчезала всякий раз, когда старый лес сменялся молодым. Посаженным. Вспомните: посадки шли сплошняком, как посевы ржи. Вообще как посевы. Значит, перед тем как сажать саженцы, землю перепахивали! И в этом весь секрет. Перепахивали ведь и тропы! Помните, как исчезла тропа, почти дорога по ширине, когда мы вышли из Дантова леса? Мы же на коленях ползали, искали ее в траве, и как было не догадаться?! Но нет, мы не догадывались, потому что о всяческой мистике думали. А потом как возникла из ничего дорожка, когда мы вышли из молодого дубняка снова в старый лес, а? А мы шли и сшивали разорванные дорожки, а все потому, что держали раз взятое направление!
Инна, я очень вам признательна за письмо про столбики. Теперь уж точно — все загадки разгаданы… Немножко жалко, ведь с загадками как-то уютней. Не находите? А мои дочки смеются надо мной. Зовут не иначе как следопытом. А ведь и вы, Инна, следопыт. И Лина. Расскажите ей о моих «открытиях».
Целую вас обеих. Ваша Вера».
РАССКАЗЫ
СНЫ
— Топор видела, — сказала Маруся.
Ее кровать была напротив Катиной, у противоположной стены палаты. Между ними еще ряд кроватей, пустых.
Катя, приподнявшись на локте, обернулась к Марусе — приготовилась слушать ее сон, но та молчала. Катя присмотрелась к ней: чего это она? Маруся лежала на спине, уставившись в потолок, будто там и был записан ее сон, а она не могла разобрать.
Ничего, ожила Маруся. Вон и брови заблестели. А позавчера после операции и брови и лицо были словно пеплом подернуты, стертое, слепое лицо.
Маруся была уже третьей абортницей, пока Катя лежит в этой палате. Они быстро менялись, не то что роженицы.