Как бы потом у них ни сложилось, в какие бы передряги ни пришлось им попасть, как бы ни мололи их житейские жернова, им не забыть этой высоты.
Потом, осенью, вернувшись в университет, Ольга выслушивала комплименты, втайне про себя улыбаясь: «Как тебе идет загар! Ты просто стала другой! И глаза изменились!»
Она-то знала, что это новая ее душа отражается в ее глазах, руководит движениями, походкой. Пусть думают, что загар…
Ольга спокойно и щедро улыбалась Витьке и девчатам: уже прогромыхало над составом — гнусаво и железно: «Провожающим выйти из вагонов!»
Они пошли по тесному проходу, оглядываясь на Ольгу, посторонились, давая пройти двум парням в форме студентов-геологов. — Парни несли чемодан и рюкзак. Витька ревниво-враждебно бросил им вслед: «Там только одно место свободно!»
— А мы не жадные! — добродушно отозвался один, скинув с плеча рюкзак на скамью, где только что сидели девчата. Чемодан, очевидно пустой, он зашвырнул на багажник и стал, опершись лбом и локтями о край второй полки, нависая над Ольгой вопросительным знаком. Посмотрел на нее внимательно:
— Ну вот, нам больше и не надо! Разрешите?
Ольга пожала плечами. Дескать, чего спрашивать, когда все равно больше мест нет.
— Я сейчас! — доверительно бросил ей парень, и они с товарищем убежали.
Он вернулся, когда поезд уже миновал Москву и Ольга соображала, что делать с его багажом.
— Понимаете, в последний вагон вскочил, заболтались с другом, — сообщил парень.
У него было приятное — чистое, темнобровое и темноглазое — лицо, спокойный внимательный взгляд без тени той тщеславной уверенности в собственной неотразимости, которая обычно свойственна более или менее привлекательным ребятам. И она порадовалась, что с ним можно будет поговорить про геологию, не опасаясь какого-нибудь дурацкого заигрывания.
Ольга когда-то в школе пережила увлечение геологией, но, хоть и пережила, интереса не потеряла. Потому и в горы пошла. Кроме того, у одного человека из их группы (у того самого Кости, при воспоминании о котором Ольгу особенно радовала приобретенная в горах независимость) был друг-геолог, очень красивый парень, Ольга видела его на фотографиях (учился он в другом городе) и втайне думала, что могла бы в него влюбиться. Одним словом, немало нашлось чего, что заранее расположило Ольгу к попутчику. Тем более что сердце ее, надежно защищенное случившимся на перевале, было, по ее мнению, в безопасности.
Скоро они знали, кто что, куда и откуда.
Ольга спросила, приступая к своему плану — поговорить о геологии:
— Ну а что было у вас на практике?
Он махнул рукой:
— Да обычно: холодно, грязно…
— Делали-то что?
— Эксплуатация нефтяных скважин…
И снова продолжения не последовало…
«Что же он, разговаривать не хочет? Думает, я из вежливости его расспрашиваю? Ну что ж… Спросим о другом, житейском», — ехидно подумала Ольга.
— Это правда, что вы, геологи, все свободное время пьете?
— Откуда ты взяла?
— Видела любительские фото у одного парня. Там его друг — геолог с товарищами — только за бутылкой. Иных вариантов нет.
Геолог чуть нахмурился, наклонил голову, и крыло темных волос скользнуло на лоб. Он молчал.
— Ну и вообще… говорят, — добавила Ольга безжалостно.
Он глянул на нее — и в глазах было любопытство: мол, что, будешь мораль читать? Колючая насмешка: говорят! Кто бы говорил! — но встретил взгляд прозрачный и спокойный; светлые зеленоватые глаза на смугло-розовом лице доверчиво и доброжелательно ждали, что он ответит.
И она увидела, как его глаза разоружились: насмешка осталась, но стала ласковой.
— Правильно говорят, — кивнул он ей миролюбиво. — А как ты хочешь, чтоб было? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Знаешь, как бывает на буровой? Качаем в скважину глинистый раствор — тундра, мерзлота. Температура где-то минус семь-восемь. Это в июне! И вдруг — на! Рвет скважину! С ног до головы в жидкой глине. А нужно ж доделать, законтурить…