Выбрать главу

Душа Евы была напряжена, как натянутая струна. И, наверное, она звучала, рождая звук, мелодию, слушая которую Бог не раскаивался, что создал Еву.

И Адам слышал звучащую струну: мелодия ее вбирала в себя фразу, написанную Евой: «Когда бы ты ни пришел, я жду тебя дома».

Адаму открылось, что он любим и желанен. Это наполняло его силой, делало великодушным и мужественным, прозорливым и всеведущим. Сейчас он был одновременно и собой, и Евой. Именно потому и готовым принять жертву — Еву. Он знал, что сделает ее счастливой. Но был и печален Адам, оттого что сознавал он себя и орудием в чьих-то руках, занесенным над любимой. Любовь его сейчас вмещала жизнь и смерть, свою и Евы, и была потому могущественнее, чем ее любовь, дабы смог он поступить так, как был должен поступить. Как требовала от него некая неуправляемая сила, как хотел он сам, как ждала Ева.

Он слышал: звучала ее струна.

Автобус остановился. Кроме них на последней остановке вышли еще два-три пассажира, но сразу исчезли.

Как только Адам и Ева оказались на земле, их разом охватила волглая, душистая, звучащая соловьями прохлада приозерной майской ночи.

Сухой, пыльный, жаркий, желтый от электрического света воздух в автобусе остался за его лязгнувшими дверьми. А вместе с ним исчезло цепенившее их наваждение: обманный свет, обманные терзания, воспаление обиды и напряженное ожидание близости, как последнего искупления обиды. Мягкая, мудрая ночь одним влажным прикосновением превратила их в детей, доверчиво бросившихся друг к другу. Они еще не знали таких объятий, будящих не жажду — несущих утешение.

Они поднимались вверх по склону холма, заросшего орешником и черемухой, и холодная роса смачивала их ноги, обдавала брызгами с кустов и цветов. Они скоро остановились. И стояли тесно прижавшись. Оба разом поняли, что сейчас ничего не произойдет, что совсем, оказывается, не важно, где и когда это произойдет: в будущем и в другом краю, как надеялась Ева, или как можно скорее, как хотел Адам.

Важно было одно: они обрели друг друга навсегда. Что в точности значит это слово — навсегда, — не знает еще ни один из смертных, не знает, очевидно, и сам Господь Бог. Но зато есть счастливцы, хоть однажды ощутившие мгновение, которое и дает основание людям произносить и писать это слово.

Обнимая друг друга преданно и благодарно, Адам и Ева знали всем существом своим, всей землей, травой, росой и звездами вокруг, что в эти минуты возник их Дом, началась их общая Участь. Они согревались друг возле друга среди влажной и холодноватой темноты ночи-праматери, ночи начала мира.

ЛЁТ БЕЛЫХ БАБОЧЕК

Ася не выбирала день. Просто жить так, как жила, ждать каких-то особых условий и обстоятельств стало невозможно. Она все надеялась на эти, самой ей неведомые, обстоятельства и условия: ну хотя бы другой город, гостиница, отдельный номер с ванной или душем — так бывает, она читала в иностранных романах — и они с Гелькой одни… Пустота, чистота и — никого вокруг! Никого, кто знал бы их. А еще лучше — в другой стране, где сплошь иностранцы… Но в те времена с большим успехом можно было мечтать о полете на Марс.

Правда, через два месяца они с мужем должны были оказаться в отдаленном краю собственной страны, в городе, который знали только по карте… Но как прожить эти два месяца? И потом, если б знать, что там их ждет квартира или хоть комната — это, кстати, записано в условиях распределения молодых специалистов, вчерашних студентов, — однако бывалые люди говорят, что такого в природе не бывает.

Придется снимать угол. Об этом даже думать не хотелось. Ася и не думала. Просто так случилось. Так вышло. Так произошло.

Она привезла мужа представить родным, не предполагая, что именно здесь, на ее родине, среди самых близких и любимых, под одной с ними крышей, она сама решится на последний шаг.

После одной ужасной и прекрасной ночи решение легко, как спелый плод, легло ей в руки.

Ася повела Гельку в лес на прогулку. В лес можно было идти по дороге, но она выбрала путь по лощине. Пологая и длинная лощина между пшеничных полей шла до самого леса, и сейчас, в конце июня, она, словно в пригоршне, держала всю прелесть, весь соблазн расцветающего лета…