После однообразного и скучного плавания в почти необитаемом океане, где лишь короткоклювые киты и морские леопарды, гоняясь за идущими кораблями, несколько развлекали пленниц и команду судов, эскадра бросила якорь в виду о. Эндерби.
Здесь впервые почувствовали пассажиры ледяное дыхание южного полюса.
Студеный южный ветер вздыбил огромные волны, они со злобным шипением ударялись о железные борта пароходов и, казалось, были передовыми воинами властителя огромного необитаемого южно-полярного материка.
Когда же пароходы, укрепившись на якорях, спокойно сопротивлялись натиску ветра и волн, приплыли полчища плавучих льдов. Тогда вся эскадра укрылась за северо-восточными отрогами скалистого мыса Парри и, ничем не тревожимая, простояла до утра.
От острова Эндерби до острова Гарвея переход среди некрепкого плавучего льда, шедшего небольшими площадями, был хотя и не труден, но неприятен и медлителен, а потому в течение тех трех суток, которые провел почти бессменно Илья Максимович на мостике, плавание показалось ему бесконечным, и он, укрываясь от резкого южного ветра, ворчал:
— Да! Доберешься сюда в другой раз! Как же?!
И он готов был в отчаянии плакать, а порой дикое бешенство нападало на него, и тогда он без всякой причины накидывался на людей и даже раз, чего с ним за все время его службы в море не случалось, ударил не исполнившего его приказание боцмана.
Но, наконец, ночью с «King Adalbert’a» взвилась сигнальная ракета, а затем просемафорили, что можно вставать на якоря и что глубина рейда 21 фут. «Океан», обойдя идущий впереди корабль, встал справа от него и опустил кормовой флаг.
До самой зари Седельников не сходил с мостика и смотрел, как где-то среди снегов и льдов таинственного юга вспыхивали какие-то огни, то потухая, то вновь загораясь и озаряя слабым светом мертвенно-бледное, замерзшее небо.
Командиру почудилось, что кровожадные духи ледяной пустыни жадно ждут своих жертв и тревожно бегают и ищут их следы. В вое ветра, гудящего среди такелажа парохода, Илья Максимович ясно различал угрожающие, злобные голоса, порой стоны и вопли или дикую, торжественную песню смерти.
И когда он взглянул на длинную вереницу сигнальных огней на судах и вспомнил о том, какое дело собирались они делать здесь, у этого пустынного острова, чувство стыда и досады заставило его закрыть лицо руками.
— Уйти отсюда, нарушить приказ и плыть обратно… — мелькали в голове капитана тревожные, лихорадочные мысли, и он, сознавая их полную бесполезность, терзался и бросался по всему судну, как дикий, обезумевший зверь. В бессильном отчаянии он упал головой па перила мостика, а его сильное коренастое тело содрогалось от тяжелых, мучительных рыданий.
Когда кто-то коснулся его плеча, Седельников даже не поднял голову и спросил:
— Что надо?
— Это я, Разина! — услышал он голос Ольги Константиновны.
Девушка стояла перед ним с взволнованным лицом и протягивала к нему свои прекрасные, тонкие руки.
— До свиданья! До свиданья! Я знаю, что мы увидимся! — прошептала она.
Илья Максимович с надрывным криком припал к ее рукам, а она взяла его голову и прижала к своей груди. И не сказав более ни слова, она быстро спустилась вниз, где уже пленницы приготовлялись к высадке.
Ранним утром, лишь только забрезжил свет, моторные катера начали перевозить с пароходов на отлогий берег припасы, тюки с инструментами и необходимой утварью, ящики со стеклом и железными листами, сваливать строительный лес и бочки с цементом, рулоны толя, войлока, картона, огромные кипы ваты, шерсти, бумаги и шкур.
Генеральное судилище, казалось, озаботилось всем, и государства, принявшие участие в приговоре над суфражистками, снабдили сосланных всем необходимым для их существования на пустынном острове Гарвея, куда лишь изредка заплывают пингвины, полярные гагарки и устраивают кратковременные лежбища мелкие ластоногие.
Наконец, настал день выгрузки людей.
Те же катера свозили на берег острова сосланных женщин.
Молчаливые, гордые перед лицом неминуемой смерти, эти старухи, молодые женщины, девушки и подростки, почти дети, принявшие участие в поджоге городов, спокойно смотрели в даль, где над свинцовыми, холодными волнами выступала невысокая гряда серых, неприветливых скал.
Не оглядываясь на свои плавучие тюрьмы, плыли женщины на остров, и только с четырех катеров, идущих под русским флагом, всякий раз, когда отплывала новая партия ссыльных, махали платками одинокой коренастой фигуре, стоявшей на капитанском мостике «Океана».