Медея припоминает, что да, действительно, что-то такое есть, но Шаффики уже давно занимаются исключительно гербологией и чарами — дисциплинами, к которым имеют наибольшую предрасположенность.
— И как погиб несостоявшийся Темный Лорд?
— Сгорел, — Молли пожимает плечами. — Как будто в окно просто влетела молния — или огненный шар — ни следов, ни улик. Подозревали Нотта, как единственного огненного стихийника на островах, но у того алиби — он с группой гонял акромантулов в Запретном лесу. Их там столько развелось! Начали даже на кентавров нападать!
Медее отчего-то нехорошо, внутренности скрутило болезненно. Темный лорд… мертв? Вот так просто? Это невероятно! И красавица Белла не станет сумасшедшей, и Поттеры не погибнут…
— Медея, милая, может, переедешь к нам на время? В родовом особняке защита лучше, чем в твоем коттедже. Пусть Эмори его защитил, но… все равно… мне было бы спокойнее…
— Молли, боюсь, я вынуждена отказаться, — со своим обычным хладнокровием заявляет женщина, так как понимает причину внезапной боли. — Кажется, я отправлюсь в Мунго. Не могла бы ты позвать кого-нибудь из Шаффиков? Не кричи! — одергивает собравшуюся было запаниковать сестру. Не хватало еще испортить праздник, тем более, боль пока еще терпима.
— Миссис Лестрейндж, делайте, как сказала ваша сестра, — крепкая рука не дает упасть, — а я позабочусь о ней.
Магнус Нотт выводит ее под руку на балкон, откуда женщина вместе с примчавшимся братом Эмори порталом перемещается в приемный покой Мунго.
Через шесть часов у нее на руках оказывается маленький Эмори Игнотиус Шаффик, долгожданный наследник, а его дядя усиленно заливает слезами рукав праздничной мантии.
Медея чувствует себя как никогда счастливой.
***
Ее охраняют. Медея понимает это далеко не сразу, загруженная многочисленными родственниками, крутящимися возле долгожданного наследника, который тоже любит привлекать к себе внимание, поднимая в воздух все, что попадается: от игрушки до мамы. Это радует, ведь у ребенка стабильный дар, он сильный маг. Поэтому женщина замечает слежку не в первый месяц и даже не во второй, лишь когда, сидя на качели в саду в редкие минуты перерыва, бросает случайный взгляд на заросли возле дома. И сразу просит о визите возможного инициатора данного безобразия.
Магнус Нотт красив, самоуверен, но не нагл, что определенно делает ему честь.
— Мистер Нотт, безусловно я признаю эстетическую привлекательность оставленного вами на мое попечение мальчика, однако он совершенно не вписывается в концепцию моего сада.
— Вы позволите принять эти слова за комплимент или вновь сошлетесь на банальное проявление вежливости?
Медея не сразу понимает, о чем конкретно идет речь, пока не вспоминает их первую встречу. Воспоминание смутное, кажется, она в самом деле что-то такое говорила, больше отвлеченная переживаниями о будущей встрече с женихом, нежели о расположении молодого боевика.
— Как вам будет угодно.
Магнус подскакивает, движения его порывисты и резки, в комнате становится жарко, Медея словно слышит потрескивание пламени. Мантия развевается, следует за каждым шагом.
— Вы запомнились мне с первой встречи, мадам. Изысканно и непринужденно поставили на место, да так, что я почувствовал себя юнцом перед тринадцатилетней девчонкой, — он разворачивается, смотрит — как сжигает, говорит с пылом и страстью пламени. — Вы выглядели довольной жизнью и беседами со своим стариком-женихом, а тогда на свадьбе не отходили от него ни на шаг, держались за локоть. Тоненькая, стройная фигурка в светлой мантии на фоне темной грубой скалы. Мне врезались в память эти винные волосы и светлое платье. Всегда, я всегда следил за вами, в каждое появление на светском вечере. Не знал, радоваться или нет тому, что вы, подобно вашему супругу, предпочитаете уединение и компанию леди за чайным столиком, но никак не балы и прочие увеселения. Тогда бы я мог пригласить вас на танец, совершенно законно, правильно, а не воображать себе наш вальс.
Впервые… впервые ей говорят подобное. И сердце сладко замирает. Наверное, потому что она уже вжилась в роль английской ведьмы, наверное, потому что ей, несмотря ни на что, хотелось любить и быть любимой. Хотя бы чуть-чуть.
— Отец смеялся надо мной, но не заставлял искать невесту, согласен был на разрыв с Прюэттами. «Успеется, — говорил он, — раз уж Эмори Шаффик нашел, ты и подавно отыщешь». Он верил, что в браке должна быть любовь, а я следил за вами. Издалека. Ненавидел свою невесту за то, что не похожа на вас. Одновременно страстно желал жениться, потому что тогда мы стали бы одной семьей. Недосягаемая, волшебная. А потом… ваш муж умер. Вы слышали, что говорили на похоронах? Когда вы удалились в дом? Кумушки судачили, будто вы отравили его, как только забеременели. Предполагали, что хотите найти муженька побогаче.
Он выдыхает в то время, как Медея боится шелохнуться, загипнотизированная взглядом, в котором светится холодное пламя. Штормовые глаза.
— Вы лежали после беседы с сестрой бледная, как привидение, слабая, еще более хрупкая и беззащитная. Знали бы вы, как я возненавидел всех сплетников!
Он выглядит измученным, разъяренным и усталым одновременно. Медее хочется пожалеть его, протянуть руку. Впервые — хочется дотронуться до лба, отбросить светлые локоны.
Странные, странные желания.
— Я спокойно наблюдал, как этот недо-Лорд клеймит других аристократов. Если уж так глупы, что подставили руку под рабское клеймо, пусть получают хозяина, которого заслужили. Но Реддлу потребовались книги по магии душ из библиотеки Шаффиков. Как понимаете, ваш драгоценный родственник отказался поделиться фамильными секретами.
Мерлин, как все просто-то!
— И тогда вы отправились на охоту за акромантулами.
— И тогда я отправился на охоту за акромантулами, — соглашается Нотт. — Никогда в жизни, никогда я не был так одержим кем-то или чем-то. Но вы задели меня с первой встречи. И вызвали… — он с трудом, бледнея, выдавил: — вызвали любовь. Теперь, зная, какие чувства я испытываю, согласитесь ли на… ухаживание? Пока только ухаживание.
Пока? Медея оглядывается по сторонам. Сын спит, за ним следит домовушка.
Милый коттедж, счет в банке на безбедную жизнь для ее ребенка и старость для нее, оставленный Эмори. Она ценит независимость, ценит ту свободу, которая появилась только сейчас. Ее долг перед родителями и обществом выполнен.
Неужели она не может пожелать чего-то для себя? Ведь никто не обязывает ее идти к алтарю снова.
— Мистер Нотт, у меня есть ребенок.
— И я целиком это одобряю. Чудесный мальчик, — упрямо кивает Нотт.
Замечательный мужчина, верный, преданный, сильный маг. И просто хороший человек, раз не воспользовался ее слабостями. Не причинил вреда сестре.
Не отступится ведь… И это даже приятно.
Медея прикусывает губу, не сразу замечая, как приклеивается к этому жесту горящий взгляд.
— Мистер Нотт… Магнус… В таком случае, будет лучше, если охранять меня, пусть даже редко, станете лично вы, а не ваши симпатичные, но увы, ни капли не интересующие меня мальчики.
Магнус сияет так, что глазам больно. И Медея вновь чувствует себя спокойно и уверенно.
Как за каменной стеной.