Ниниан с подносом в руках в удивлении остановилась в дверях.
— Простите, я думала, что Джейн здесь.
— Она… была здесь, — ответил Фрэнк, вопрошающе глядя на экономку: если бы Джейн серьезно заболела, Ниниан не стала бы беспокоиться о каком-то печенье и молоке. Эта мысль немного его успокоила.
— Куда она пошла?
— Не знаю. Скорее всего — наверх.
— Что ж, тогда отнесу ей поднос туда. Должна же она хоть что-нибудь съесть.
— Мне показалось… она нездорова.
— Бедная девочка, сколько она настрадалась за свою жизнь.
Фрэнк понял: Ниниан все известно. Но почему тогда она заговорила с ним? Почему вообще стоит в этой комнате, лицом к лицу с обидчиком своей дорогой девочки?
— Я… Хотелось бы… Мне очень жаль…
О, замолчи, Беррингтон, к чему твои жалкие извинения!
— Мне тоже, — тихо промолвила Ниниан. — Бедный, бедный ребенок.
Фрэнк вздрогнул.
— Она уже не ребенок, смею вас заверить.
— Прошу прощения, мистер Беррингтон. Я не понимаю вас, — сухо сказала Ниниан.
— Джейн двадцать четыре года. Вряд ли ее можно назвать ребенком, — все так же резко проговорил Фрэнк.
— Джейн? — удивилась Ниниан. — Но я говорю о том несчастном ребенке.
— О ребенке?
— Как, вы не знаете? Разве она вам не сказала?
— Нет. Она… она была не в состоянии говорить.
Во всяком случае, со мной.
— О, моя бедная девочка!
Фрэнк ничего не понимал. В событиях последних дней он упустил что-то очень важное. Бедный ребенок, бедная девочка… Что же, черт побери, произошло?
— Ниниан, — сдержанно попросил Фрэнк, — расскажите, пожалуйста, что произошло, о чем вы толкуете?
— Как о чем? Да ведь это просто ужасно. Я никогда не видела ее такой подавленной, кроме того раза, когда она покалечилась, а Спот погиб.
— Что — ужасно? — Голос его нервно дрожал.
— Ее любимый ученик, один из тех, с кем она занималась…
— Какой ученик?
— Джимми. Джимми Хоган. Его не стало сегодня.
9
Не может быть! — твердил Фрэнк, потрясенный гибелью веселого рыжеволосого парнишки. Фрэнк повидал немало смертей, но неожиданная смерть ребенка потрясла его.
— Он был… совсем еще…
— …Ребенком, — закончила Ниниан. — Но сейчас я волнуюсь о своей крошке. Она так любила этого мальчонку.
Джейн, милая моя Джейн, что же я с тобой сделал, подумал он. Что сделал? Воткнул нож в сердце и повернул его. Фрэнк напрочь забыл обо всем, все померкло перед мыслями о невыносимых душевных страданиях Джейн.
— Я… сам отнесу ей поднос.
Ниниан колебалась.
— Разрешите. Я должен… — бормотал Фрэнк, с трудом подбирая слова.
Но Ниниан, казалось, все поняла и с готовностью протянула ему поднос.
— Тогда я пойду к себе. Скажите ей: если что-нибудь понадобится, пусть позовет. Спокойной ночи, сэр. — И Ниниан удалилась.
Фрэнк волновался, как перед сражением. Джейн, без сомнения, выставит его за дверь. Он готов к этому. Но все же не отступит.
Фрэнк подошел к лестнице и увидел, что в библиотеке горит свет, а дверь открыта. Конечно, подумал он, где же еще она может скрываться, когда ей плохо? Фрэнк вошел в библиотеку и недоуменно огляделся — там никого не было. Поставив поднос на стол, он подошел к закрытой двери ванной и тихо постучал. Оттуда раздался слабый стон. Он рванул дверь и увидел сидящую на полу возле раковины Джейн.
Фрэнк бросился к ней и опустился на колени, но она сделала слабый жест рукой, пытаясь отстранить его. Полотенце, в которое она зарылась лицом, дрожало в ее руках. Джейн бил озноб, ей нездоровилось. Это было так же ясно, как то, что она не хотела его видеть.
Но ему было все равно. Он поднял ее на руки и, невзирая на град ударов, причем довольно чувствительных, которыми осыпала его Джейн, понес ее в библиотеку.
— Не трогай меня… пусти… пусти!..
— Тише, не волнуйся…
Он нес ее осторожно, как ребенка. Джейн перестала биться в его руках и лишь тихонько стонала. Фрэнк бережно опустил ее на просторный диван, сам сел рядом.
— Не надо…
— Тихо, глупышка, — нежно сказал Фрэнк, усаживая ее к себе на колени. — Знаю, ты не хочешь меня видеть, презираешь меня, но тебе нельзя быть одной, сейчас, по крайней мере.
Джейн извивалась в его объятиях, пытаясь освободиться, но Фрэнк крепко держал ее.
— Ну успокойся же, малыш!
Ласковые слова вырвались у него совершенно непроизвольно, но, к удивлению своему, он почувствовал, что она замерла в его объятиях. Правда, всего на одно мгновение.
— Убирайся, Фрэнк. — Она сказала это тихим, усталым голосом, полным страдания.