— Пожалуйста, останься, — сквозь сон пробормотала она.
— Любимая, мне бы очень хотелось остаться. Очень! Но ты же знаешь, в любую минуту может войти Ниниан.
— Ну и пусть, меня это не волнует.
— Будет волновать, если Ниниан увидит нас голыми на этом диване и все поймет.
— Ну что же, мне нечего скрывать. Я не собираюсь утаивать нашу любовь. Пожалуйста, Фрэнк, не уходи!
Фрэнк сдался. Приподняв одеяло, он лег рядом с ней и погрузил свое лицо в пушистое облако ее волос, с трудом подавляя нахлынувшее желание. И в тот момент ни горькие воспоминания о выгоревшей унылой стране, ни жажда мести кровавому полковнику — ничто не могло омрачить его счастья. Даже смерть Джимми отступила куда-то в дальний уголок его сознания. Пусть это только одна ночь, один час, один миг, но в этом мгновении они существуют только друг для друга, и все прекрасное принадлежит им.
Джейн крепко прижалась к своему любимому, и тепло ее тела, превзошедшее в своей сладостной неге физическую близость, открыло ему еще одну истину: просто быть рядом — это тоже счастье, прекрасное, возвышающее душу чувство.
Фрэнк проснулся внезапно, его разбудил доносившийся из холла шум. Уже светало, и небо подернулось розоватой дымкой. Из-за горизонта всплывало неторопливое солнце.
Нужно скорее принять ванну, пока не появилась Ниниан, подумал Фрэнк.
Но встать он не успел. Дверь распахнулась, и он услышал мужской голос, окликающий Джейн. Фрэнк понял, что это начало семейной драмы, которая может положить конец их отношениям. В дверях стоял недоумевающий, взволнованный, негодующий Мартин Ренкли.
10
Какой странный сон, подумала Джейн, еще погруженная в дрему. Никогда не слышала, чтобы отец так кричал.
— Что здесь происходит?!
Джейн открыла глаза и увидела разъяренного отца.
— Папа, успокойся, я сейчас все объясню…
— Я спрашиваю его, а не тебя! — Голос был ледяным, в иссиня-голубых глазах застыла ненависть.
— Папа…
— Не оправдывайся, Джейн. — Фрэнк говорил на удивление спокойно. — Сейчас это бесполезно.
— Я требую ответа, Беррингтон! Как ты осмелился дотронуться до моей дочери? Мерзавец! — бушевал Мартин Ренкли. — Я дал тебе кров, я дал тебе возможность восстановить силы и подлечиться, мне хотелось отблагодарить тебя! Ты был желанным гостем в моем доме! А ты… ты… грязный развратник, соблазнил мою дочь, мою единственную дочь в моем же собственном доме!
Джейн в испуге и недоумении переводила взгляд с одного на другого. Она не понимала, почему Фрэнк так спокойно выслушивает чудовищные оскорбления. Почему ее отец, хорошо воспитанный, сдержанный человек, превратился в безумца.
— Он не виноват, папа, клянусь тебе!
— Убирайся! — вопил Мартин, трясясь от злости. — Вон из моего дома, подонок!
— Папа, остановись… Ты будешь жалеть об этом!
— Молчать! Ты слишком глупа и наивна, чтобы понять, как ты низко пала: он использовал тебя, будто уличную девку!
Джейн оцепенела. Ни разу в жизни отец не говорил с ней в таком непристойном тоне, не смотрел на нее с таким брезгливым отвращением.
Фрэнк слегка пожал ее дрожащую руку. Мартин широко размахнулся и со всей силы влепил Фрэнку пощечину.
— Убери от нее свои грязные лапы, ублюдок!
Джейн замерла, не находя слов, не зная, что делать, потрясенная и возмущенная нереальностью, немыслимостью происходящего. И все же, несмотря на сумбур в мыслях, она понимала: Фрэнк ведет себя безукоризненно.
— Папа, как же ты жестоко ошибаешься, — едва слышно прошептала она.
— Не вмешивайся, блудница! С тобой разговор еще впереди! — И, повернувшись к Фрэнку, мистер Ренкли рявкнул: — Немедленно убирайся отсюда, Беррингтон, или я вышвырну тебя собственными руками!
Фрэнк спокойно вытер кровь, выступившую на разбитой губе, и в упор взглянул в ледяные, полные ненависти голубые глаза хозяина дома. Он сбросил одеяло, встал и быстро натянул джинсы. Мартин Ренкли с чувством гадливости наблюдал за ним. Невозмутимость и сдержанность гостя возбуждали в нем яростный гнев и в то же время вызывали в его душе чувство — нет, не уважения! — а собственной беспомощности и какой-то униженности.
— С каким наслаждением я оторвал бы тебе голову! — прошипел Мартин, глядя, как Фрэнк аккуратно застегивает молнию. — Но, к несчастью, я твой должник. Однако теперь мы квиты. Вон с моих глаз. Даю тебе десять минут на сборы. Замешкаешься — получишь пулю в лоб, насильник!
— Прекрати этот пошлый спектакль! — закричала Джейн. — Я взрослый и свободный человек. Ты не имеешь права обращаться со мной, как с несмышленым ребенком, или, хуже того, как с собственностью!