Марианна проснулась от крепко ощутимых толчков под бок и очумело заморгала глазами.
– Подъём, профура! Топай прямиком в ванну, потом дам опохмелиться и будем базарить! – сказали ей громким голосом.
– Я как у тебя оказалась? – хрипло и чуть ли не по слогам отозвалась Залихванова.
– А какая тебе разница! – отрезала Наташка. – Ты благодари бога, что жива и здорова, что колечки твои целы, а саму тебя в какой-нибудь канаве бичи не оттрахали!
– Ладно, пойду ополоснусь, – удовлетворившись ответом, покорно согласилась она.
После освежающего душа в теле и в голове несколько полегчало, так что Марианна даже наотрез отказалась опохмеляться, зато выхлебала полный фарфоровый бокал горячего и крепкого чая с сахаром.
– Ну, рассказывай, где шлялась? – наконец полюбопытствовала старшая подруга, терпеливо дождавшись окончания её чаепития. Костромская сидела напротив гостьи, ссутулившись и подперев подбородок рукой, и от того, что говорила она, не изменяя своего положения, голова её подёргивалась от каждого произнесённого слова и при этом казалось, что это ведьма клацает зубами. – Только без вранья!
– К знакомому одному заходила, потом взгрустнулось, и покандёхала в кабак.
– Короче, подруга, завязывай втемяшивать басни! В кабаке ты сидела не больше часа, а до того…– тут Натаха пытливо глянула ей в лицо и вдруг, жестко усмехнувшись, встала и скрылась в другой комнате.
Раньше Марианне не доводилось гостить у Костромской, и теперь она с интересом оглядывала интерьер жилища. О том, что произошло с Габулаевым, думать ей совсем не хотелось.
Наташка скоро вернулась, и не пустая. Она принесла белую видеокамеру и положила её на стол. Залихванова так и дёрнулась на месте, будто её пронзил электрический заряд, и вылупила на подругу сразу со всем соглашающиеся глаза.
– Теперь вспомнила, у какого знакомого ты вчера была?! – громко спросила Костромская и поучительно изрекла: – Плохо кривить душою перед друзьями! Кстати, ты представляешь, если они обидятся и предложат кассетку из этой камеры посмотреть твоему мужу? Ты только сразу не думай, что я тебе зла желаю. Но ты сама оставила отпечатки пальчиков в квартире Эдика, понимаешь? А в милицию почему-то не побежала!
– Ты от меня чего добиваешься? – спросила Марианна, вновь подрагивая всем телом то ли от вчерашнего перепоя, то ли от ожидания неприятностей, что ей уготованы.
– Другой разговор! – смягчилась Наташка и продолжила выразительно, почти по слогам. – Отчего повесился Эдуард Перфильевич – ни мне, ни тебе не дано знать. Зато есть люди, которые очень желают знать, что ты вечером делала в квартире покойника?! Поделись тайной, что за взаимоотношения были у вас с дядей Эдиком, когда он уже окочурился? – при этом Костромская бросила многозначащий взгляд на перстни и кольца, унизывающие Мариашкины пальцы. – Мало показалось этого золотишка, так что ли?!
– Ты сама меня с ним познакомила и прекрасно знаешь, что с такой нищенки, как я, он ничего не мог иметь, кроме одного…
– Мариаха, ты чё, сука, придуриваешься?! Куда ты дела коробку с золотыми монетами, которую Эдик хранил в морозилке?!!! – резко и зло спросила Костромская. – Я лично наблюдала в тот день за его квартирой и знаю, что кроме тебя и старухи-соседки до прибытия опергруппы в неё никто не входил; бабка монеты прихватить не могла, потому что она и позвонила в милицию!
– Я понятия не имела, что у него хранились золотые монеты, – почти прошептала Залихванова.
– А я и не утверждаю тебе, о чём ты имела понятие! – отрубила подружка. – Вот допустим, что он в тот день пригласил тебя в гости. И ты пришла… Когда увидела, что хозяин вздёрнулся, так сразу и вспомнила про видеокамеру, где ты с голой жопой и ноги до потолка. Начала её искать, не нашла, зато наткнулась на золотишко!.. Ну как тут не приватизировать такую находку?! В такой ситуации и сам бы Дзержинский не удержался!
– Да не брала я ничего, а убежала оттуда, и всё! – заорала Марианна прямо в лицо подруге.
– Ну, в общем, тебе решать! Кассета у нас – это раз. Отпечатки, что ты в квартире оставила, мы, правда, уничтожили – жалко тебя стало моим знакомым, что менты затаскают… Но ты неблагодарная стерва! – неожиданно взвизгнула Костромская и залепила по лицу Залихвановой солидную оплеуху, так что та, дёрнувшись, ударилась затылком о стену.
И в это время, неизвестно откуда, в кухню по-кошачьи ступил какой-то парень в кофейных брюках и в полосатой рубахе с закатанными рукавами. Остановившись у мойки из нержавейки, он, в упор гладя на Марианну своими по странному выпуклыми глазами, осуждающе покачал головой, а потом сказал чисто бабьим голосом: