— Варя, твои хоть навещают, приезжают сюда?
— Это ты о дочке? — улыбнулась вымучено и ответила отмахнувшись:
— Ей, как другим, все некогда. Сама такою была. Тоже редко родителей навещала. Не понимала и не верила, что самой здесь доведется коротать остаток жизни в одиночестве. А оно бьет хуже старости, — подошла к забору и, близоруко оглядев Захария, заметила:
— Вот и ты постарел, сосед. Виски совсем седые стали. Скоро на завалинке вместе сядем. И от тебя дети устанут. Теперь они все одинаковы, — вздохнула горько.
Захар разминает валенки Варвары, злится на нее за злое пророчество. Но ведь она права оказалась. Садится человек на табуретку, примеряет кусок войлока к подошве. И только хотел вырезать, в дом вошла женщина, огляделась. Приметила Захария:
— Ты что ли хозяин будешь? — спросила задиристо, звонко.
— Ну, я! Что хотела?
— Каблук отлетел. Сапоги совсем новые. Тут же, как назло, в щель попала, как в ловушку. Каблук и накрылся! А ведь итальянский! Наших русских полов не выдержал. Хорошо, что тебя подсказали. Еле дошла, — присела без приглашения, сняла сапог, подала Захарию.
— Как же мне с тобою быть, ведь итальянских заготовок не имею, а наши от ихних отличаются. Это уже не то вид, — сказал человек.
— Милый! О чем лопочешь? Мне б хоть до дома добраться. А как? Хоть что-то придумай. Мне ж эти сапоги дружок подарил, черт бы его подрал! Надо ж так подгадил, козел! Сказал, кучу «бабок» вломил. Они ломаной копейки не стоют. Я в своих русских говнодавах весь город оббежать могу, тут же на полпути подвели. Вон, нашим каблуком любой пол продырявлю. Зато самому каблуку ни хрена не сделается!
— Кажется, придумал, как тебе помочь! — улыбнулся человек и принялся за дело.
— Молодчина! Догадливый! — хвалила баба человека. И пока тот менял оба каблука, разговорилась:
— Я здесь по делу. Сколько лет живу в городе, а в этом районе впервые! Ну, сущие заброшенки. Хочу свекрухе дом купить. Вот присматривала такой, как она хочет. Но ничего подходящего не присмотрела. Нигде нет газа. Все дома с дровяным отоплением. И это в наше время! Дикость! У иных даже канализации нет. А свекруха от таких условий отвыкла. Не пойдет, не согласится переехать.
— Вместе не уживаетесь? — ухмыльнулся человек догадливо.
— Бабка, конечно, со своим характером. Оно понятно, не привыкла невестку слушать. Хочет, чтоб все по ее указке жили и одну ее слушались. Не понимает, что время изменилось.
— Сколько же ей лет?
— Скоро восемьдесят.
— Немного осталось. Могли б потерпеть, — заметил Захарий тихо.
— Я и года не проживу с нею под одной крышей, — пожаловалась баба.
— С чего бы так?
— У нее такие запросы, мне не справиться! Вон вчера потребовала котлет из свинины. Я пожарила, она понюхала и есть не стала. Сказала, будто не из мяса, из ливера приготовила. Купила ей сметану на базаре, у частников, бабка попробовала и отодвинула. Мол, там полно крахмала. Мед понюхала и тоже отказалась. Сказала, что это сахарный сироп. А яйца вообще в помойное ведро выкинула. Кричала, что от них аптекой воняет. Ну, а где другие харчи возьму? Все другие люди едят и радуются. Хорошо хоть это есть. А у свекрухи на все аллергия, — трясло бабу.
— Пусть сама себе жратву покупает и готовит. Чего бабку баловать?
— Это мы уже проходили. Она, как наварганит, в холодильнике воняет, будто на свалке. Крысы из мусоропровода разбежались от ее жратвы. Поверили, что санэпидемстанция снова навестила дом и решила их всех отравить последним заходом. А скажи ей, обижается. Считает себя непревзойденной хозяйкой, а остальных безрукой никчемностью. Да ладно бы только кухня! Совсем из ума выжила старая. Ночью встанет, подойдет к двери нашей спальни и смотрит, слушает, чем мы с мужем заняты. Смех сказать, вовсе мозги посеяла! Я сама заставала ее у двери. Муж ругал! А она обижается, говорит, что заблудилась в квартире. Требует свет на ночь оставлять. А мы заснуть не сможем. Вот и живи, как на войне, нигде покоя нет. Дети свое просят, муж себе требует, бабка вовсе на горло села, нигде покоя нет. Она до восьмидесяти дожила, мне в пятьдесят все опаскудело!
— Вас как зовут? — спросил Захар женщину.
— Ниной! — ответила, понурив голову.
— Все старики с завихрениями. Я тоже на своих, случалось, обижался. А теперь вижу, мои самые лучшие были. Вот уж вышел на пенсию. А тоже с детьми не поладил. Хотя ничего не просил у них и не требовал. И ты, Нина, в свое время, тоже лишней себя почувствуешь, начнешь не для свекрови, себе угол искать, чтоб душу не клевали. Оно ведь как теперь случается, родные круче чужих достают, потому что кровные. Им все можно. Вот и тебе говорю, терпи и прощай, сколько сил есть, пока можешь сдержаться, — вздохнул невесело.