Выбрать главу

4

Адриенна любила бывать на базаре. К тому времени, когда ей исполнилось восемь лет, она уже научилась разбираться в камнях и видеть разницу между бриллиантами и блестящими стекляшками. Научилась отличать бирманские рубины от камней более низкого качества. От Джидды, своей бабушки, она узнала тонкости огранки и могла оценивать цвет и обработку камней не хуже, чем ювелир. Вместе с Джиддой она часами бродила от лавки к лавке, восхищаясь и любуясь камнями.

Бабушка говорила ей, что драгоценности – основа благополучия женщины. Какую ценность представляют для женщины золотые слитки и бумажные деньги, хранящиеся в банке? Алмазы, изумруды и сапфиры можно пришпиливать к одежде, вдевать в уши, нанизывать на нитку и носить на шее, демонстрируя миру свое богатство.

Ничто не доставляло Адриенне такого удовольствия, как наблюдать за бабушкой, когда она торговалась в лавках, в то время как жара поднималась волнами и от нее дрожал воздух. В Якире почитали старую королеву за то, что она была матерью двенадцати детей.

Хотя страна бедствовала, царствующий дом богател и процветал. Как старшая дочь короля, Адриенна пользовалась всеми преимуществами, но сердце отца для нее было закрыто. Вторая жена Абду, Лия, после рождения Фахида подарила ему еще двух дочерей. В гареме сплетничали, что, когда у нее родилась вторая девочка, Абду пришел в ярость и хотел развестись с ней. Но Фахид рос крепким и красивым ребенком, к тому же Лия могла снова забеременеть. Чтобы обеспечить себе как можно больше наследников, Абду взял третью жену и быстро осчастливил ее, посеяв в ее лоно свое семя. После этого Фиби начала принимать по таблетке каждое утро. Теперь о на убегала от жизни в сны, и для нее не имело значения, спит ли она по-настоящему или бодрствует.

В гареме, положив головку на материнские колени, Адриенна, лениво прищурив глаза, наблюдала, как танцуют ее кузины. Длинный жаркий день все тянулся и тянулся. Девочка надеялась, что они пойдут по магазинам и ей, возможно, купят отрез шелка или золотой браслет, но мать выглядела вялой и апатичной.

Опахала поднимали волны воздуха и курений, барабаны выбивали медленные ритмы. Латифе удалось тайком пронести в гарем голливудский каталог Фредерика. Женщины по очереди рассматривали его и хихикали. Как всегда, они болтали только о мужчинах. Адриенна слишком привыкла к откровенным разговорам и не проявляла интереса к этой теме, и больше нравилось наблюдать за плавными движениями гибкими телами танцующих. Девочка бросила взгляд на Мери, третью жену отца, кичившуюся своим огромным живом. Она сидела недалеко от них, рассуждая о предстоящих родах. Лия нянчила свою младшую дочь, ревниво поглядывая на Мери. Фахид, крепкий пятилетний мальчик, ходил, требуя к себе внимания женщин, и Лия, не колебалась ни минуты, передала малышку кому-то из подруг. В ее улыбке можно было прочесть торжество, ведь это она подарила королю наследника.

С отсутствующим видом Фиби наблюдала за происходящим.

В голове ее болью отдавался монотонный бой барабана, монотонный и неумолимый, как все дни, проведенные ею в реме. «В Америке любят всех детей независимо от того, мальчики это или девочки. А от женщин не требуют, чтобы они всю жизнь посвятили деторождению», – подумала Фиби. Мысли у нее путались. И все из-за того, что она принимала пилюли. Последняя упаковка таблеток стоила ей кольца с изумрудом, но в качестве дополнения она получила еще целую пинту русской водки. Она неусыпно хранила это сокровище и позволяла себе глоточек только после каждого посещения Абду. Она уже больше не сопротивлялась своему мужу – теперь ей все было безразлично. Она покорялась и терпела, вознаграждая себя выпивкой после ухода Абду. Фиби могла бы уехать, взять Адриенну и бежать с ней, бежать в реальный мир, где женщин не заставляли закрывать свое лицо и тело и покоряться любым прихотям мужчин. Она смогла бы вернуться в Америку, где ее любили, где люди толпились в кинотеатрах, чтобы посмотреть на нее. Она не могла играть. Разве она не делала этого каждый день?

В Америке она могла бы обеспечить Адриенне вполне нормальную жизнь. Но на побег ей не хватало мужества. Фиби закрыла глаза и попыталась отвлечься от грохота барабанов. Для того чтобы покинуть Якир, женщине требовалось письменное разрешение мужчины. Абду никогда не дал бы ей этого разрешения, потому что он так же желал ее, как и ненавидел.

Она уже просила его позволить ей уехать, но он отказал. Бежать без Адриенны было немыслимо, а никто ни за какие деньги не помог бы ей бежать с дочерью короля. Еще Фиби боялась, что муж отнимет у нее дочь. И ни один суд не вернул бы ей ребенка. Все чаще женщина подумывала о самоубийстве. Только так она могла бы получить свободу. Теперь она мечтала о смерти с такой же одержимостью, как когда-то мечтала о любви. Иногда в жаркие, бесконечно длящиеся дни она смотрела на свои пилюли и думала, что почувствует, если проглотит их все сразу, чтобы окончательно и полностью погрузиться в туманный мир грез. В восхитительный мир. Иногда Фиби высыпала пилюли на ладонь, пересчитывала их, ласково прикасалась к ним пальцами. Но ради дочери она должна жить. И Фиби накачивалась транквилизаторами, чтобы хоть как-то терпеть и окончательно не сломаться.

– Мне хочется на воздух, – сказала Фиби дочери. – Пойдем в сад..

Адриенна послушно поднялась. Но и в саду было нестерпимо жарко. Глаза Фиби заболели от слишком яркого света, и она снова с тоской вспомнила о прохладном ветерке с Тихого океана. Когда-то у нее был дом в Малибу. Она любила сидеть у большого окна и смотреть, как в океане вздымаются и набухают волны.

Здесь были цветы, роскошь, экзотика, и отовсюду струились ароматы. Стены, окружавшие сад, были высокими, их строили, чтобы не искушать женщин видом проходивших мимо мужчин. Таков был образ жизни, предписываемый исламом. Женщина считалась слабым и чувственным созданием, неспособным проявить достаточную силу или интеллект, чтобы сохранить свою добродетель. Ее охраняли мужчины.

Воздух в саду вибрировал от птичьего пения. Когда Фиби впервые увидела этот благоухающий сад, напоенный пьянящими ароматами, она подумала, что попала в рай. Вокруг простирались зыбучие пески, а здесь цвели жасмин, олеандр, гибискус, миниатюрные апельсиновые и лимонные деревья. Теперь она знала, что их плоды были жесткими и горькими, как глаза ее мужа.

Фиби потянуло к фонтану. Когда Абду привез ее в свою страну и сделал королевой, он подарил ей этот фонтан, который и стал символом его любви к ней. Любовь давно иссякла, а фонтан жил, солнечный свет играл и переливался в струях его воды. Она все еще была женой Абду, но ее брак стал для нее темницей.

Вертя на пальце кольцо с бриллиантом, Фиби смотрела, как вода низвергается в маленький пруд. Адриенна начала кидать туда камешки, стараясь спугнуть ярко окрашенных рыбок.

– Мне не нравится Мери, – в раздумье проговорила девочка. – Она выпячивает живот и улыбается вот так. – Адриенна скривила личико, и Фиби рассмеялась.

– У тебя здорово получается. Как у настоящей актрисы! – Мать поцеловала дочку в макушку.

Отводя волосы Адриенны со лба, Фиби подумала, что у нее глаза отца, и вспомнила то время, когда Абду смотрел на нее с нежностью и любовью.

– В Америке люди вставали бы в очереди, чтобы поглядеть на тебя, – сказала она дочке.

Адриенне понравилась эта мысль, и она заулыбалась.

– Так, как выстраивались, чтобы посмотреть на тебя?

– Да.

Фиби снова уставилась на воду. Иногда ей было трудно вспомнить, кем она когда-то была…

– Да, они приходили посмотреть на меня. Мне всегда хотелось доставить людям удовольствие, Эдди.

– Помнишь, когда приезжала журналистка, она сказала, что по тебе там скучают.

Это было год или два назад. А может, и больше. Прошлое постепенно затягивалось дымкой, и она с трудом вспоминала события последних лет. Абду согласился на интервью, чтобы положить конец сплетням о своем браке. Фиби не ожидала, что девочка помнит все это. Как же так? Ведь Эдди была тогда совсем крошкой.

– Ты разве запомнила ее?

– Она говорила так странно и слишком быстро. Волосы у нее были коротко подстрижены, как у мальчика. Она рассердилась, потому что ей разрешили сделать всего несколько кадров и отобрали камеру. Она сказала, что ты самая красивая женщина на свете и все тебе завидуют. Спросила, носишь ли ты покрывало.